Твоя помощь этому несчастному поможет тебе отвлечься от собственной депрессии, сказала она.
Окей, сказал я.
Завалил ее на кровать, она обхватила меня своими длинными крепкими ногами, и я ей вдул. Спустил прямо в нее она у меня была молодая и продвинутая, всегда заботилась обо всем сама, и вышел покурить за ворота. А там как раз лежал Васяня.
Тогда-то я с ним в первый раз и поговорил.
Мы можем пускать вас на ночь, сказал я ему.
Ох, спасибо, добрый человек, обычной бомжовской скороговоркой затараторил он.
Право, не за что. Мне в то время доставляло особое удовольствие говорить на правильном русском языке.
ЯКОБЫ правильном, конечно. Том самом, на котором будут разговаривать актеры в кино «АдмиралЪ». Но я про такое тогда даже и не задумывался.
Так Вася-Обрубок перебрался к нам поближе. И уже на пятый день мы установили с ним нечто вроде эмоционального контакта.
Мил человек, сказал Вася-Обрубок, ты, энто, не поможешь ли?
К вашим услугам, сказал я.
Мне б поссать, сказал он.
О, сказал я.
Дык, сказал он.
Мы помолчали.
Мне б поссать, повторил он.
А как вы решали эту проблему раньше? спросил я.
Чо, сказал он.
Как раньше ссал? спросил я.
Под себя, честно сказал он.
Я подумал. Потом, представляя себя пленным немецким офицером, который чистит подвалы Сталинграда от трупов, надел на руки резиновые перчатки и поднес под Васяню ведро. «А может, так надо», думал я.
Ну, ебтыть, сказал он.
Чо, сказал я.
Направить бы, сказал он.
Блядь, сказал я.
А то же, обрадовался он более приемлемому в отношениях двух джентльменов тону и выражению.
Пришлось подержать. Минуты через две Василий волновался и поэтому никак не мог расслабиться в ведерко хлынуло. Напрудив не меньше коня, Василий меня поблагодарил и попросил застегнуть ему штаны. Что я и сделал. И впервые увидел Васин хер. Это было нечто феерическое. Огромный и грязный. Что-то было в нем Что-то угрожающее Нет, в некотором-то смысле я смотрел спокойно. Меня, как и большинство мужчин, беспокоила даже теоретическая вероятность склонности к гомосексуализму. Так что я, женившись на журналистке и психологе, первым делом велел проверить себя на этот счет. И набрал сто из ста. Гетеросексуал гетеросексуальнее не бывает. Так что взглянуть на его хер я мог спокойно. Но как эстет беспокоился. Было что-то грозное в этой штуке. Что-то от сомкнутой цепи белогвардейцев было в ней, что-то от неумолимой поступи фаланги Меня передернуло.
Ни хера себе хер, сказал я.
И спрятал Васин член в штаны, застегнув их.
вновь расплодившиеся крысы. Город тонул в нечистотах. Сначала пропало уличное освещение, потом централизованное отопление. Наконец, перестала работать очистная станция, и в городе запахло говном. Для нас с Наташей это никакого значения не имело, потому что у нас И ТАК пахло говном. Из-за Васи-Обрубка, который спал теперь в прихожей не только ночью, но и днем. Как-то Наташа решила даже обсудить это со мной. Это и еще кое-что.
Тебе не кажется, что для писателя ты чересчур мало пишешь? начала она осторожно.
Я вообще не пишу, угрюмо сказал я, очищая для Васи-Обрубка морковку.
Тебе не кажется, что немного странно для писателя не писать вообще, поправилась она спокойно.
Брось, сказал я, писатель это тот, кто пишет книги и раздает автографы. А я просто сочиняю истории, чтобы не сойти с ума, сказал я.
Выкрикиваю свое безумие, объяснил я.
Она посмотрела на меня внимательно. Я ответил ей тем же. «Почему этот бойкий мужик, трахнувший студент-ку-практикантку прямо на подоконнике, стал аморфным куском говна?» безусловно, говорила она взглядом. «Как это девчонка, только о ебле и думавшая, задрачива-ется теперь на тему заработка, статуса и еще тысячи никому не нужных хреновин?» отвечал взглядом я. Наверняка она бы выиграла в эти гляделки, но в прихожей заворочался Васяня-Обрубок, и она усмехнулась.
Давай, социальный работник, сказала она насмешливо, иди подержи судно своему бомжу.
Запросто, сказал я, по крайней мере, проявлю милосердие.
Которого лишены такие вот пезды с факультетов психологии и социологии, которые пишут рефераты на тему «Как я хочу помочь несчастным людям», сказал я.
И подумал, что это мы впервые по-настоящему ругаемся. Она, видимо, подумала о том же и поднялась.
Сиди уж, сказала Наташа а я ПОКАЖУ тебе, что не один ты со своим долбаным милосердием, которым просто сам себя оправдываешь, можешь помочь человеку
Обрубку, поправил я.
Но она уже была в прихожей. Расстегнула Васяню под его одобрительное мычание. И сказала:
Ого
Что? спросил я, потому что не мог сейчас видеть того, что предстало перед ее глазами.
Она промолчала, а я и не понял. Подумал, это ее степень загрязненности впечатлила. А о том, НАСКОЛЬКО его хер велик, я уже и забыл. Так что возглас Наташи прошел мимо меня. Я просто сидел на кухне, глядел в окно и ждал своего часа. Сидел и ждал, ждал и сидел.
Ну, он и пришел.
Тогда я сама его помою, сказала она решительно.
Я только благодарно кивнул. Она пошла мыть Васю, который совсем деградировал и уже даже разговаривать почти не мог. А я продолжил думать о том, как все несправедливо устроено в этом мире. Ох уж эти молдаване долбаные Туземцы, недооценившие все блага белой цивилизации! Я даже стихотворение написал.