Я касаюсь его щеки кончиками пальцев и улыбаюсь. Вчера он был колючим, как кактус, а сегодня кожа гладкая и мягкая. Приятная.
Лиам прижимается к моей руке и прикрывает глаза.
Я бы хотела, чтобы ты был счастлив, говорю я тихо. Неважно, какое значение ты вкладываешь в это слово. Ты заслуживаешь счастья.
Ты так считаешь?
Да, уверена.
Лиам улыбается.
Спасибо. Но на жизнь я не жалуюсь. Я занимаюсь тем, что мне понастоящему нравится. Если моё творчество делает людей хоть немного счастливыми, тогда я тоже счастлив. Значит, всё это не зря.
Конечно, не зря, соглашаюсь я, опуская взгляд.
А что же тогда делает счастливой тебя? Он протягивает руку к моему лицу, убирает за ухо волосы и большим пальцем гладит мою скулу. Погоди, дай угадаю сначала: твой обожаемый Генри Миллер?
Я усмехаюсь.
Опять ты за своё. Генри Миллер, конечно, хорош, но он не источник моего счастья.
Тогда кто? Или что?
Я думаю о времени, когда отец жил вместе с нами, и в носу тут же начинает щипать. Эти воспоминания одни из самых счастливых, но в то же время самых болезненных для меня.
Почему загрустила?
Потому что я глупая. Я пытаюсь отвернуться, чтобы скрыть внезапно появившиеся слёзы, но Лиам не даёт мне этого сделать.
Почему?
Расскажи мне.
Я, наверное, ужасный человек, но я люблю отца больше, чем мать. Так было всегда, признаюсь я в своём самом постыдном секрете человеку, с которым судьба так беспечно свела меня вновь спустя столько лет. Но я чувствую, что Лиам единственный, кто сможет понять меня и не осудит за это. Первое моё слово было «папа». Первые мои шаги были сделаны с его помощью. Он принимал участие в каждой минуте моей жизни. До тех пор, пока не ушёл. Я столько раз подростком сбегала к нему из дома. Вытаскивала деньги из маминой куртки, брала мелочь сестры, чтобы купить билет на автобус и увидеть и обнять отца. Я не хотела возвращаться домой, но папа всегда отвозил меня обратно, и я не понимала, почему. Почему я не могла остаться с ним? Я причиняла матери столько боли этим, но тогда мне было наплевать. Я считала её злой и несправедливой. Она постоянно была мной недовольна, и я думала, что она любит меня меньше, чем послушную и идеальную во всём Хлою. Изза этого я постоянно сбегала к отцу. Мне казалось, он любит меня больше, чем сестру. По крайней мере, он ни разу не заявлял мне, какая я бестолковая и несносная. Я так хотела остаться с ним в его большом доме. Сейчас я могу жить с отцом в Чикаго, и он даже сам на этом настаивает, но продолжаю жить с мамой, потому что чувствую вину за своё поведение. Он ушёл от неё, потом сбегала я. Если я сейчас буду жить с ним и оставлю маму совсем одну, думаю, что разобью ей сердце. Но понастоящему счастливой я себя чувствую только с отцом. Он всегда понимал меня и во всём поддерживал. А мама она не желает зла, просто ценности у неё другие. Она столько вложила в наше с сестрой воспитание, я всю жизнь буду ей обязана. Я знаю, она любит меня, но никогда не поймёт так, как отец.
Элис переживёт, говорит Лиам, поглаживая меня по щеке. И ты никому ничего не должна. Ты уже взрослая и можешь делать, что хочешь. Если всё время будешь думать о других, так и застрянешь в том доме и в долбаном Сисеро. Понимаешь? Он смотрит на меня, и я киваю в ответ. Отлично. И ты не ужасный человек. Я тоже люблю мать больше, чем Питера, но он сам в этом виноват. Если ты счастлива быть рядом с отцом, скажи об этом Элис. Она поймёт.
Но как я могу? Она же останется совсем одна.
Она не останется одна. У неё есть ты и твоя сестра. Есть моя мама, наконец. Она, может, только и мечтает о том, чтобы ты от неё съехала уже, усмехается Лиам, и я прыскаю в ответ.
Об этом я не думала.
Уверен, у неё поэтому и нет нового ухажёра, его ведь даже привести некуда. Как трахатьсято при дочери за стенкой.
Господи, Лиам, следи за языком! Я пихаю его в плечо и сажусь, а он смеётся и поднимается вслед за мной.
Хватит о грустном. Вот, держи. Он тянется к своему рюкзаку и достаёт две баночки «доктора Пеппера». Одну протягивает мне и придвигается ближе, так, что мы касаемся бёдрами и плечами.
Делаю небольшой глоток напитка и пузыри щекочут мне горло, отчего я морщусь и тихо хихикаю.
Чего смеёшься? спрашивает Лиам, и я улыбаюсь ему, качая головой. Улыбки красивее твоей я ещё не видел.
Ты что, меня клеишь, Харрис? Я вскидываю одну бровь, несмотря на растущее в груди тепло.
Лиам закатывает глаза.
Почему ты всё время ищешь в моих словах какойто подвох?
Потому что ты говоришь очень милые вещи, а это так на тебя не похоже.
Милый это моё второе имя, вообщето, фыркает он, и я усмехаюсь.
Все мы знаем твоё второе имя. Заноза в зад
Ах ты маленькая засранка!
Он хватает меня за талию и начинает щекотать, как сумасшедший. Я визжу, газировка расплёскивается вокруг, когда мы валимся на траву, а Лиам смеётся, продолжая нагло истязать мои бока. Я колочу его по плечам, от смеха на моих глазах уже выступают слёзы.
Я больше не могу кричу я. Я сейчас задохнусь!
Скажи, что я милый, требует он, ухмыляясь и щекоча своими волосами моё лицо.