Грамматин закончил и сел.
Ни слова не вымолвили подсудимые по прочтении приговора, только Михайло пристально уставился глазами на царя; он словно хотел своим взглядом проникнуть ему в душу и прочесть, что там творится в ней.
Царь, казалось, почувствовал на себе этот взгляд; он быстро, порывисто поднялся и вместе с патриархом направился к двери.
Государь! начал было Михайло, когда царь поравнялся с ним. Но тот, отвернувшись, прошел мимо.
Бог весть что хотел сказать боярин: хотел ли он принести повинную и чистосердечно раскаяться во всем, рассказать все то, до чего и не доведались еще, или хотелось ему вымолить себе пощаду; опущенные вниз глаза не выдали его тайны.
Нишкни! со злостью проговорил Борис, услыхав слова брата и хватая его за руку. Ненадолго мы уйдем отсюда, скоро воротимся и уж отплатим своим ворогам!
Царь с отцом вошли в свои покои.
Ну, Михайло, весело заговорил патриарх, теперь дело покончено, шли скорей гонца в Нижний, вези свою любушку, да назло лиходеям с колокольным звоном, с торжеством веди ее к себе на верх в ее золоченую клеточку.
Царь не выдержал, бросился на шею к отцу и зарыдал.
Завтра же завтра же, родимый, пошлю! воскликнул он.
Глава XIII
Спокойно, тихо совершился боярский выезд из Москвы.
Ни слова не промолвили они, когда ночью перед рассветом явились к ним дьяки и объявили о царском приказе немедленно выехать. Быстры их были сборы, ни слова ропота или жалобы не пришлось никому услышать от них, только глаза выдавали затаенную злобу.
В
самый угол кибиток забились они, когда повезли их по московским улицам; стыдно было им встретиться взглядом с последним москвичом; кто не знал их в Москве?
Гораздо легче вздохнулось им, когда они оставили за собою Москву, и как красива, как хороша показалась она им при первых утренних лучах солнца, когда они оглянулись назад, чтобы бросить последний прощальный взгляд на нее.
Не то было в Вознесенском монастыре.
Евникия спала спокойно, ничего не подозревая. Она ничего еще не знала о приказе царском. Накануне почему-то ей было так легко, она была спокойна, мысли, ее тревожившие, как будто ушли, оставили ее в покое. Знала она, правда, о последних тревогах, назначении следствия, призыве сына к царю и его очной ставке с Балсырем. Сильно подействовали на нее все эти новости, сильно состарили ее в последние дни, но вчера она как-то совершенно успокоилась, перестала придавать какое бы то ни было значение последним передрягам; она почему-то особенно уверовала в силу и значение при дворе великой старицы, и как скоро явилась у нее эта уверенность, она успокоилась, твердо веруя в то, что великая старица вступится за ее род Давно уже она не спала так спокойно, как нынче; дыхание ее было ровное, тихое.
Раздался удар колокола, звонили к заутрене; Евникия на мгновение открыла глаза, вздохнула и заснула снова.
Не прошло получаса после первого удара, как в дверь домика, занимаемого Евникией, послышался стук. Феодосия вскочила и бросилась спросонья в одной сорочке к двери.
Кто там? спросила она со страхом.
Никто и никогда не осмеливался так рано стучаться к Евникии.
Отоприте! послышался мужской голос.
Да кто такой будешь? повторила вопрос девушка.
Дьяк из приказа! раздался ответ.
Нельзя отпереть, матушка спит еще.
Разбуди, я по царскому приказу пришел.
Погоди, матушку спрошу.
Евникия сквозь сон слышала голоса, она проснулась только в то время, когда к ней в опочивальню вбежала перепуганная Феодосия.
Ты что, разве я звала тебя? рассердившись, спросила Евникия.
Матушка, дьяк приказный пришел, по царскому, говорит, приказу.
Скажи, что сплю, какие ночью царские приказы!
Я говорила уж ему, разбудить тебя велел.
Скажи, что не встану, коли нужно что, завтра бы днем пришел! проговорила, поворачиваясь к стене, Евникия.
Феодосия снова отправилась для переговоров.
Приходи завтра, обратилась она к дьяку, днем матушка приказала прийти, а теперь не встанет.
Встанет, коли поднимут, скажи ей, коли не отопрет, все равно силком войдем, дверь сломаем, так приказано, дожидаться не станем.
Феодосия снова отправилась к Евникии.
Матушка, говорят, дверь выломают, вишь, им так приказано.
«Господи! Не лихо ли какое, не беда ли?» пронеслось у Евникии в голове.
Не отпирай, вдруг решила она, ломать не посмеют, а сама ложись спать.
Феодосия снова завалилась в постель, но не прошло и пяти минут, как опять послышался стук, но гораздо сильнее прежнего.
Отоприте же, не то сломаем! кричали со двора.
Не велела матушка, и ломать не смеете! огрызнулась Феодосия.
Кто-то налег на дверь, та затрещала.
Испуганная Евникия вскочила с постели и быстро начала одеваться.
Феодосия, Феодосия! закричала она.
Та вскочила и прибежала на зов.
Да оденься ты, что ты нагишом-то летаешь! зашумела на нее Евникия.
Сейчас, матушка!
Да погоди, скажи этим разбойникам, что отопрем, только оденемся.
Слушаю, матушка! проговорила Феодосия, выскакивая из комнаты.
Дверь между тем трещала под напором снаружи.
Сейчас, сейчас отопру, погодите! кричала им Феодосия. Через несколько минут она отперла дверь, в покой вошли дьяк и два стрельца; перед глазами Феодосии у крыльца мелькнула закрытая кибитка, окруженная ничего не понимающими сестрами. Феодосия при виде всего этого сильно перепугалась; она незаметно проскользнула за дверь и бросилась прямо к великой старице.