Царь в коротких словах рассказал все дело, прося мать навестить его невесту, посмотреть, что делается с ней.
Пойду погляжу, отвечала великая старица, выходя из комнаты. За ней следом вышел
и Салтыков.
Речи Салтыкова совершенно обескуражили царя; слово «нехорошо» звучало у него в ушах похоронным колоколом; он давно уже заметил нерасположение матери к царевне, он заметил в ней также желание под каким бы то ни было предлогом оттянуть свадьбу, а тут эта болезнь еще подвернулась, кабы легкая, а то вон дохтур сказал «нехорошо». Теперь вдесятеро наскажут, раздуют неужели ж придется расстаться с ней? При этой мысли молодой царь похолодел даже весь. Расстаться? Никогда ни за что в жизни он не расстался бы с ней, да заставят сделать это: мать строгая, капризная, настойчивая женщина, настоит на своем. И что за судьба его! Царем сделали почти насильно, заставили молодого юношу управляться с делами государства, да такого государства, что впору им править опытному старику; государства разграбленного, разоренного, разорванного на куски, покрытого вместо городов и сел одним пепелищем, наполненного врагами да разбойниками, казацкою вольницей. Еле вздохнулось немного юноше, попытал он счастья, нашел себе любу, души в ней не чает, да хворость эта подвернулась, а что из этой хворости сделают добрые люди, бог весть Знать, всю жизнь придется маяться да жить, как люди прикажут, а не своим умом-разумом. Горько, тяжело стало царю от этих дум.
Великая старица медленно, важно вошла в опочивальню царевны; царевна, как и прежде, лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, окруженная боярынями, которые при входе монахини почтительно расступились и очистили дорогу к царевне.
Марфа подошла к больной, взглянула на нее; нехорош был этот взгляд, холодность, суровость были видны в нем.
Что с ней подеялось? спросила она таким тоном, каким обыкновенно спрашивают, отчего сломался стол или стул.
Боярыни наперебой поспешили рассказать, что приключилось с царевною.
Да говорите кто-нибудь одна, что как сороки затрещали! сердито прервала их Марфа.
Рассказ продолжала Мишакова. Выслушав ее, старица несколько минут молча смотрела на царевну.
Падучая! произнесла она наконец безапелляционным тоном.
Желябужская не стерпела, не могла она не вступиться за свою внучку.
Откуда взяться падучей: это с ней впервой в жизни! вмешалась она.
Марфа строго смерила ее с ног до головы.
Ты, кажется, бабкой ей доводишься? спросила она.
Да, это моя внучка.
Известно, чтоб в почет попасть, не то что падучую, а и похуже что выдадут за здоровую, сухо произнесла монахиня, поворачиваясь спиной.
Царевна при звуке этого металлического, безжизненного голоса очнулась, открыла глаза и медленно обвела глазами комнату и присутствующих.
Желябужская бросилась к ней.
Ну что, Марьюшка что, царевна, поправилась она, как тебе можется?
Ничего, бабушка, я здорова так, я сама не знаю, что приключилось со мною.
Старица, услышав слова царевны, не оглянулась и так же важно вышла из опочивальни, как и вошла в нее.
Не жена она тебе! сказала она, входя к царю.
Царь, зная нерасположение матери к царевне, ожидал подобных речей, но, несмотря на это, при словах матери он невольно вздрогнул.
Не жена она тебе: у нее падучая хороша будет царица, продолжала монахиня.
Матушка, дохтур ничего не говорил про падучую, робко заметил царь.
А ты кому больше веришь: немцу-нехристю или мне?
Матушка
То-то матушка! Зла я тебе, что ли, желаю? Сам не знаешь, что говоришь, на последнюю девку мать готов променять.
И, без того расстроенный, царь окончательно растерялся: он не спал всю ночь, дохтур сказал, завтра что-то будет завтра?
А на другой день царевна встала совершенно здоровой, бледна была только немного да чувствовалась маленькая слабость. Пришел дядя Глеб, в руках у него была склянка, переданная ему Салтыковым, с приказом давать царевне из этой склянки водки по рюмке каждый день.
Выпей, царевна! предложил ей дядя.
Дядюшка, да я совсем здорова, отказывалась царевна.
Выпей, царевна, лучше будет, лекарь велел, убеждал ее дядя.
Царевна, желая успокоить дядю, выпила, но не прошло и получаса, как занемогла пуще прежнего, начались колики в животе, тошнота, рвота; слегла совсем царевна в постель.
Успокоенный было дворец снова взволновался, снова стал на ноги, принялись за доктора, тот только плечами пожимает, не понимая, что творится с царевной. А Салтыков между тем пристает к нему.
Как полагаешь, будет она у нас царицей или нет? допрашивал он.
На это воля царская: захочет жениться на ней, тогда будет, отвечал осторожный немец, а нет, так не будет, только болезнь у нее неопасная.
А Салтыков
идет к царю и доносит совсем не то.
Болезнь куда опасная, докладывает он, в Калуге одна женщина от такой болезни померла.
Царь совсем потерял голову. Между тем царевна бросила пить принесенное ей дядей лекарство; начали поить ее богоявленной водой ей и полегчало. А Салтыков с великой старицей вместе то и дело твердят, что царевна неизлечима, что она не годится в жены. Понимает царь, что идет все это из Вознесенского монастыря, сопротивляется он, насколько позволяют силы.