А все-таки люб он мне, люблю его, постылого, люблю! зарыдала царевна, падая в кресло.
Глава XI
Он направлялся к Вознесенскому монастырю, к матери. Тихо вошел он в келью, поздоровался с матерью, с братом, который сидел здесь же. Евникия взглянула на сына.
Что это, али неможется тебе? спросила она его, увидев бледное, расстроенное лицо сына.
Неможется, матушка.
Может, так же, как и Борису?
А что Борис? спросил он, взглядывая на брата.
Борис сидел потупившись, он был бледнее брата, рука его, лежавшая на столе, нервно барабанила пальцами.
Что такое, Борис, скажи? снова повторил свой вопрос Михайло.
Новая родня царская коготки начинает показывать, отвечала за сына Евникия.
Как так?
Вот он тебе расскажет.
Михайло смотрел на брата, тот молчал.
Расскажи, Борис, что случилось, спрашивал его Михайло.
А то, дрогнувшим голосом заговорил Борис, то, что всякая мошка, голытьба начинает позорить, оскорблять нас.
Да, оскорбляют! неопределенно заметил Михайло.
Какой-нибудь Хлопов чуть не холопами нас считает.
Говорят холопы! подтвердил опять Михайло.
Ты как хочешь там, продолжал Борис, а я молчать да смотреть на то, как они начинают власть забирать да помыкать нами, боярами, не стану; или они пусть властвуют, или мы, а уж не попущу насмехаться над нами! решительно, твердо произнес Борис.
Да в чем дело-то?
Ты знаешь оружейную! Уж на что мастера есть, сам гляжу, как работают, сам во все вхожу, добиваюсь и добьюсь, что наши клинки не будут уступать турецким, ну да что толковать об этом, чай, сам знаешь
Михайло утвердительно кивнул головой.
Сегодня царю вздумалось похвалиться своим оружием перед Хлоповым, не Иваном, а тем Глебом; повел его в свою оружейную, и я здесь же. Взял царь турецкую саблю, полюбовался ею, погнул гнется, как змея.
«А что, говорит потом Хлопову, у нас сделают такую аль нет?»
Взял тот саблю в руку и ухмыляется, да так ехидно, словно гадина какая, так во мне все и закипело.
«Что ж, отчего не сделать сделают, говорит, только такова ли будет?»
А сам все ухмыляется, ну тут уж я не выдержал. Скажи он это без усмешки, может, я и смолчал бы, а тут не мог, вырвал я саблю у него из рук обозвал неучем вижу, наступает: я ему слово, а он мне десять, да так хамское отродье и лезет, так на горло и наступает, таких речей от него наслушался, что отродясь не слыхивал, да вряд ли и услышу
Что же царь-то?
Что царь! с усмешкой проговорил Борис. Царь молчит да слушает, как меня поносят, нет того, чтобы остановить нахала, глотку ему заткнуть, продолжал он с гневом, нет! Пусть, мол, попорочит его, пусть посмеется ему, знать, любо
Неладно! промолвил Михайло.
Чего же тут ладного! Опять говорю, как знаешь, Михайло, так и делай, а я примусь за дело, а то лучше и не жить.
Примусь да примусь, заладил одно, нужно приниматься умеючи, толково.
Сумеем, небось у тебя ума-разума занимать не станем, совета не попросим.
Напрасно, иной раз и я не был бы лишним.
Хотите приниматься за дело, вмешалась в разговор молчавшая до сих пор Евникия, а ссору меж собой затеваете, какой же прок выйдет? Михайло правду сказал, что за дело нужно приниматься умеючи; кто бы там ни были Хлоповы, а побороть их не так легко, как ты думаешь, Борис, у них крепкая есть стена царевна того и гляди, свадьба будет, тогда уж ничего не поделаешь Нужно торопиться, теперь, может быть, успеем еще что-нибудь сделать, попытаемся
Ты что задумала, матушка? спросил Борис.
Что задумала, не скажу, сам догадайся. Ты как думаешь, что в дереве важней: корень или ветви?
Полагаю, корень.
Ну, так если корень-то вырвать из земли, будет жить дерево или нет? Так вот я и думаю, что прежде всего за корень нужно приниматься, вырвем его ну и ладно; тогда о ветвях-то и хлопотать нечего.
Борис оживился, он понял мысль матери, это было то, о чем он с самого начала говорил брату. Михайло сидел молча, потупившись.
Я давно, с самого начала тоже так думал, произнес Борис, говорил с Михайлом об этом, да он тогда на стену полез, затвердил одно: не дам, не попущу, и конец.
Евникия взглянула на Михайлу, она понимала, почему Михайло лез на стену, знала причину, знала также и то, что причина эта существует и теперь.
Можно без вреда, на время дурь навести, а там скоро все пройдет и следов не останется, нерешительно, как бы спрашивая, говорила Евникия, глядя на Михайла.
Тот исподлобья вскинул глаза на мать:
Но мне все равно, на время ли, навсегда ли, делайте как знаете.
Согласие Михайлы немало удивило как мать, так и брата.
Постараюсь, заготовлю, заговорила торопливо Евникия, а там уж сами постарайтесь, только осторожнее.
Послышался шум, все притихли и напряженно смотрели на дверь. В келью поспешно вошла раскрасневшаяся Феодосия.
Что это шумят там? спросила Евникия.
У великой старицы, отвечала поспешно Феодосия. Из дворца прибежали, она собирается к царю идти.
Что такое, что там сделалось? спросили все в один голос.
С царевной что-то попритчилось
Михайло вскочил, он был бледен, глаза страшно уставились на Феодосию; ему нужно было опереться о стену, чтобы не упасть.