Холстина с лиственничной смолой была так себе пластырем, откровенно говоря. Но, как говорил в мои времена один давно покойный сибирский юморист с красной мордой: «Картошка, ежели с маслом она в пять раз вкуснее, чем нихрена!». Как говорится, у других и такого нет, да и у тебя два дня назад и этого не было, так что не греши,
Врач, нечего перебирать, не тот расклад. Залепив шов, одновременно рассказывая хану, что тут же переводил на ухо отцу, что двигаться резко нельзя, что постельный или напольный как у них тут, не знаю режим, я перебрался к Сырчану и срезал заскорузлые тряпки с правой ноги.
Ах ты ж ма-а-ать, хором и с совершенно одинаковой интонацией протянули Всеслав внутри и Рысь снаружи. И, если б не Дарёна, что сглотнула, отвела глаза а потом и вовсе зажмурилась, я бы непременно мысль эту развил. Многоэтажно, с загибами имени Петра Алексеевича Романова. До которого тоже лет семьсот ещё.
Если не вдаваться в подробности то несколько дней назад это был открытый перелом берцовых костей в верхней трети. Сейчас же это было полное говно.
Молодому парню, сыну вождя, первенцу, оказали, видимо, помощь. Перетянули ногу выше перелома, а потом нагрузив его опиумом или чем там ещё, попробовали вправить-сложить на место кость. Не снимая сапога. Никогда ещё мне не хотелось пообщаться с предыдущим лечащим врачом своего пациента настолько сильно, как сейчас. Видят Боги, про которых шептал что-то, морщась от вида и от вони Всеслав, убить коллегу я, может, и не убил бы, но на руках его попрыгал бы каблуками от души. Чтоб он чисто физически не смог больше никого так лечить, как ханского сына. И мысль эта меня, признаться, удивила. Вспыльчивым я, случалось, бывал, но тут уж был прям перебор даже для меня. Наверное, средневековый антураж и соседство с оборотнем-князем так повлияло. Или то, что меня сперва раздавило в брызги тяжеленными дубовыми брёвнами, под которыми я после и сгорел дотла.
Но как бы то ни было, парень дышал. Дарёна, у которой по той щеке, что была видна мне, текла из зажмуренного глаза слеза, продолжала выводить мотив про туман над рекой. По обе стороны от меня ждали приказов Рысь и Немой. Сдаваться было некогда.
Глава 4 Знания и навыки
Вспомнились лекции из истории медицины, когда в такие заражённые раны подсаживали опарышей, чтобы те выедали гнилостные участки. Иногда, вроде как, даже помогало. Но мои знания и опыт как-то очень скептически относились к червякам в живом человеке. Потом пожалуйста, против природы не попрёшь. Но пока стоило попробовать другие методы. Резко прогрессивные, пусть и с помощью музейного инвентаря. Но уж чем богаты.
Чистить пришлось много. Радовало только то, что осень уже развернулась в полный рост, дни были прохладными, а ночами начинало ощутимо подмораживать. На летней жаре за эти двое с небольшим суток рана воспалилась и загнила бы гораздо сильнее. И так-то дело было швах, откровенно говоря. Но когда удалось добраться до здоровых тканей, начало казаться, что шансы есть. Один из миллиона, как всегда. И второй на чудо. Лимит которых сегодня, вроде бы, был исчерпан на две жизни вперёд.
Пока я варил на теремно́й кухне в чём-то, похожем на глубокую сковородку или мелкий таз, серебряные штыри и проволоку, которые принесли Свен с Фомой, вместе с изогнутым зажимом Кохера, который Рысь тут же окрестил «кривым хватом», Дарёна с Домной и Немым смотрели на меня с нескрываемой тревогой. В их понимании увиденное ничем, кроме колдовства, быть не могло. И все мои рассказы про микробов и бактерий, невидимых глазу врагов всего живого, понимания в них не находили. А голландцу Левенгуку, придумавшему и собравшему первый микроскоп, с помощью которого можно было бы подтвердить мои сказки наглядно, предстояло родиться только лет через шестьсот. Инвентарь, свёрнутый в холстину, прокалённую в бане, натопленной по-Гнатовому, куда только пожарным в форме и заходить, лежал и ждал своего часа в плотно, насколько это было возможно, закрытом ларце. И вот дождался.
Когда я потянул ногу к себе, остолбенели все. Зашелестел что-то хрипло Ясинь, неожиданно громко заскрипел зубами Шарукан, ахнула, оборвав напев, княгиня. На их глазах голень приняла привычную, не жёванную форму, и длина ног парня сравнялась. Звук, с которым в ране сыро скрежетнули друг о друга концы берцовой кости, заставил моих ассистентов, хладнокровных и кровожадных, вздрогнуть. Ян выронил зажим и сунулся было подхватить его с заляпанной кровью кошмы.
Нет!
Новый хват бери! Помнишь же: что упало то пропало, еле успел остановить его я.
Пара штырей-спиц расположилась с обеих сторон кости. Отломки, что промыл-протряс в канопке с сивухой и смазал снаружи монастырским снадобьем, улеглись на свои места, как в детской головоломке. Только эта, наша, была ни разу не детской. В этом времени, наверное, ногу из кусков собирали впервые. Грубовато сделанные зажимы без зубцов-кремальер держали серебряную проволоку откровенно говоря хреново, поэтому придуманная мной «обвязка» заняла много времени. Но результат меня в принципе устроил. И подумалось о том, что следующим заказом для рукодельных родственников, Фомы и Свена, будет нормальный бикс для стерилизации инструмента и компрессионно-дистракционный аппарат. Должны справиться, думаю. Заодно вспомнилось, как я давным-давно потратил отпуск на то, что доехал до далёкого Кургана, где целую неделю учился и стажировался в НИИ экспериментальной и клинической ортопедии и травматологии у самого́ Гавриила Абрамовича Илизарова. Уж кольца да спицы тутошним мастерам выковать точно под силу. Осталось только вспомнить, как резьбу нареза́ют, и чем. Пока ни одного винтового соединения на глаза что-то не попадалось.