У меня есть мои глаза. Тролли порождение предвечной тьмы, и даже если в тебе хоть капля их крови, ты сможешь видеть чужие тайны. Над головой лунной лисы я вижу маленькое серебристое облачко. У тебя оно есть. А лорнет Оливии да, он напичкан артефактами, но я просто подбросил его вам, чтобы как можно дольше отвлекать от себя.
И как же ты меня выманил из комнаты?
Усмешка Пинкипейна стала мягче.
Есть несколько заклинаний для подчинения, ответил он. Кассиан спит а когда проснется, его ждет горький сюрприз.
Не надо, прошептала я, понимая, что умолять бесполезно. Пинкипейн одержим. Он на все пойдет, чтобы добиться своей цели. Если моей крови окажется мало, он убьет другую лунную лису но никто и никогда больше не назовет его троллем.
Он хотел жить нормально. Не ждать, когда очередной ректор выкинет его из академии. Не бояться.
Прости, Флер, произнес Пинкипейн с искренним сочувствием и печалью. Но у меня нет другого выхода.
Не знаю, чего он ждал, но я не собиралась стоять возле этой жуткой установки, как жертвенная овца. Когда он молниеносным движением выхватил из крепления один из скальпелей, я рванула к выходу дверь была приоткрыта, я бросилась туда, к черному провалу, и шею вдруг обожгло чем-то горячим, словно ее оплел один из хвостов невидимой плети.
Меня дернуло назад, и рот наполнился кровью. Нет, нет, нет, повторяла я, вцепившись в шею и пытаясь ослабить захват, но пальцы лишь скользили по коже. Боль нарастала, помрачая разум. Мелькнула картинка вот Кассиан входит в кабинет и замирает на пороге, глядя на меня. Его глаза расширяются, лицо сминается гримасой боли и скорби
Ноги подкосились. Колени уткнулись в пол, все поплыло перед глазами, а в ушах поднялся шум. Вот и все. Вот и
Какого хрена?
Этот рык я узнала бы из тысячи но что здесь делает Абернати?!
Захват ослаб я рухнула на пол, поползла вперед, жадно хватая ртом воздух и не в силах надышаться им. Мир еще раз качнулся и обрел равновесие; Абернати грубо подхватил меня под руку, поставил на ноги и оттолкнул в сторону. Я привалилась к стене и сползла по ней на пол.
Надо было бежать отсюда. Звать на помощь. Но я и дышала-то сейчас с трудом.
Ты что творишь, падаль троллийская? растерянно произнес он, но эта растерянность не помешала ему тряхнуть руками, оживляя боевое заклинание. Руки ректора окутали потоки пламени, сгущаясь в огненные шары, и Пинкипейн сокрушенно покачал головой.
Ну как же вы некстати, вздохнул он. Вами я хотел заняться позже.
Чего? не понял Абернати. Шагнул было к Пинкипейну, но тот небрежно провел пальцами по воздуху, и пылающие шары съежились, уменьшаясь в несколько раз.
Того, улыбнулся Пинкипейн. Ты тоже
Он не успел договорить Абернати бросил один из своих шаров. Пинкипейн успел увернуться, но шар все-таки прокатился по его плечу. Ректор тотчас же швырнул второй не просто, а по-особому, с вывертом. Шар с гудением полетел к Пинкипейну, тот увернулся снова, и шар угодил в установку.
Хлопнуло! Треснуло! Посыпались колбы, расплескивая содержимое, и в кабинете повис густой запах бойни.
Пинкипейн замер, словно это ударили в него. Протянул дрожащую руку, дотронулся до одного из безжизненно обвисших держателей и перевел взгляд на ректора. В его глазах сейчас плескалась такая ярость, что перед ней и дракон отступил бы.
И Абернати попятился! Он спасовал перед этой чистой беспримесной злобой!
Ты начал было он, и в это время прямо над моей головой что-то очень громко хлопнуло.
Пинкипейн содрогнулся всем телом. Схватился за плечо сквозь пальцы заструилась кровь, и сейчас, когда в кабинет проникал лунный свет, я видела в ней серебряные ручейки.
Кассиан опустил пистолет. Я сумела-таки подняться на ноги он прижал меня к себе так, словно хотел никогда не отпускать.
Проснулся, а тебя нет рядом, объяснил он. Сердце его билось быстро-быстро, будто Кассиан бежал со всех ног. Запустил поисковое заклинание, бросил маячок полиции
Хрен с ними, с заклинаниями! заорал Абернати. Тролль рехнулся!
***
Тяжело дыша, Пинкипейн проковылял мимо рабочего стола, и я замерла в ужасе. Кассиан не опускал пистолета Пинкипейн смотрел в черноту дула, и взгляд его был растерянным и усталым.
Он так долго, так отчаянно пытался стать человеком, но потерпел поражение.
Потому что людьми нас делает не кровь, а наши поступки. И он все разрушил сам.
Я не могла не смотреть на него
сломанного, разоблаченного, но не сдающегося до последнего.
Я не тролль, негромко, но твердо произнес Пинкипейн. Качнулся, пытаясь удержаться на ногах, оперся о столешницу. Все это время он двигался и действовал на чистом упрямстве лихорадка брала свое, и я с искренним сочувствием, таким странным и неуместным сейчас, подумала: ему бы лежать в больничном крыле, под наблюдением доктора Даблгласса. Ему бы жить.
Я не могла жалеть человека, который собирался убить меня и все-таки жалела.
В кабинет влетела Оливия запыхавшаяся, в пеньюаре поверх ночной рубашки. Волосы были растрепаны, глаза горели, как у хищницы, которая догнала добычу Оливия посмотрела на Кассиана с пистолетом, потом перевела взгляд на Абернати, который перебрасывал из руки в руку огненный шар, и спросила: