Усилием воли я вырвалась из сна стряхнула с себя призрачное видение пугающего незнакомого места, поняла, что стою босиком на полу.
Я стала ходить во сне? Такое иногда случается, когда магический фон, окружающий человека, слишком силен. Люди выходят из спален и бредут куда-то, ведомые луной и чарами. Надо будет сказать Кассиану, чтобы приготовил для меня зелье. Не хочу я просыпаться вот так, неизвестно где.
Посмотрев по сторонам, я поняла, что нахожусь в какой-то аудитории, из которой вынесли почти
всю мебель. Осталось несколько рабочих столов, доска, исписанная мелом в несколько слоев, да большая установка на преподавательском столе щетинились коготками бесчисленные металлические лапки, в колбах переливалась красноватая жидкость, в которой вспыхивали изумрудные искры
Стоп. Если это какой-то заброшенный класс, то почему установка работает?
По стене скользнула тень громадная, горбатая, жуткая. Один ее вид вызвал во мне тот трепет, который заставляет кролика в ужасе замереть перед змеей или волком. Тень проплыла мимо, содрогнулась, рассыпаясь на лохмотья, и я увидела
Господи, выдохнула я, прижав руку к груди. Как же ты меня напугал!
Прости, хрипло произнес Пинкипейн. Но чем скорее я задавлю эту гадость в себе, тем лучше.
Он прошел к преподавательскому столу, и я заметила на нем узкий ящик с инструментами. Пинкипейн щелкнул замком, открыл крышку я никогда не видела такого количества скальпелей.
И что ты собираешься делать? спросила я и не узнала своего голоса, испуганного и осипшего. Пинкипейн ободряюще улыбнулся, и троллийская зелень его глаз вспыхнула особенно ярко.
Я знал, что у меня лихорадка гван, сказал он. Подцепил ее на юге впрочем, неважно. Она спала, все было в порядке, Пинкипейн вдруг улыбнулся совершенно безумной улыбкой, настолько чужой на его привлекательном лице, что я едва не рухнула в обморок от ужаса. Кто бы мог подумать, что маленький забор крови после переливания ее оживит.
Не понимаю, о чем ты, прошептала я. Какое переливание?
Пинкипейн кивнул в сторону своей установки, и красноватая жидкость в колбах забурлила с утроенной силой.
Крови лунной лисы, дружелюбно объяснил он. Если наполнить ею вены, она сможет изменить суть живого существа.
Я прижала пальцы к губам. Глаза жгло казалось, я никогда не смогу их закрыть. Пинкипейн смотрел так, словно я была его лучшим другом и просто не могла оставить его в беде.
Не понимаю, о чем ты, повторила я. Пинкипейн вздохнул. Снисходительно посмотрел на меня.
Во время одной из поездок я нашел даже не документ, обрывок документа. Рассказ о принцессе, которую поразило проклятие: девушка превратилась в немыслимое чудовище, король-отец погрузился в горе и траур, но тут пришел на помощь местный чародей. Он сказал, что если кровь лунной лисы наполнит жилы девушки, то она снова станет человеком.
Он осторожно пощелкал по одной из колб. Улыбнулся.
И тогда я подумал: вот оно! Вот то, что сделает меня человеком. Изгонит навсегда мою троллийскую суть. Это был шанс, дорогая Флер, и я не собирался его упускать.
Я смотрела на Пинкипейна, и в голове крутилось только одно: он безумен, безумен. Это какой-то бред, он болен, он не может на самом деле думать вот так!
И это ты обескровил Кайлу, прошептала я.
Ну скажи, скажи, что это не так! Пусть все это окажется страшным сном я проснусь в объятиях Кассиана и вздохну с облегчением. Но Пинкипейн мягко усмехнулся и кивнул.
Да. Обескровил, просидел всю ночь с установкой, но крови одной лисы оказалось мало. С заклинанием Конверсо я тогда вас обманул, признаю. Его не существует.
И ты убил Шеймуса, пробормотала я. Пинкипейн кивнул с нескрываемой горечью.
Верно. И вроде бы все получилось, но вмешался этот дурацкий забор крови, который оживил лихорадку! Я так и не смог ее изгнать, она сидит намного глубже, но с ней можно жить.
С троллийской кровью тоже можно, сказала я. Ты ведь хороший человек. Тебя уважают.
Пинкипейн устало усмехнулся.
И плюнут мне вслед, как только ветер переменится. И от уважения не останется и следа. Я слишком давно это понял, Флер. И устал так жить. Мне хочется наконец-то стать человеком, а не троллем. Просто обычным человеком. Осталось совсем немного. Кровь всего одной лунной лисички и конец. Понимаешь, о чем я говорю?
***
Нет, я не понимала. Душа отказывалась это принимать.
Ты не можешь быть убийцей, сказала я, с отчаянной горечью понимая, насколько глупо и наивно сейчас звучат мои слова, но все-таки повторила: Ты ведь хороший человек.
Ну конечно. Все убийцы такими и выглядят хорошими людьми, которым можно доверять. И только потом, когда нож вонзается в спину, ты понимаешь, насколько ошибался.
Да, кивнул Пинкипейн. Я и хочу быть хорошим человеком. Человеком, а не чудовищем. Не бойся, Флер, больно не будет. Я не хочу никого мучить.
Мысль о том, что я сейчас умру, заслонила даже жуткое открытие: я лунная лиса. Таинственное и редкое существо, за которым ведется охота. Я не человек, я диковинное порождение магического мира и скоро все будет кончено.
Как ты узнал? спросила я. У тебя есть такой же лорнет, как у Оливии?
Пинкипейн усмехнулся. Выразительно дотронулся кончиком пальца до правого века.