Ну и юмор у вас, доктор. Прямо мороз по коже.
Какие все нежные, словами не передать, буркнул доктор и приказал: Все подарки кладем вон туда, в корзину. Я все передам. И топтаться здесь незачем, лихорадка гван передается воздушно-капельным путем!
Поклонниц Пинкипейна как ветром сдуло. Мы вошли в больничное крыло, и доктор сказал:
Вообще она передается через укус комара гван. Но очень уж мне их девичьи писки-визги под дверью надоели.
Пинкипейн лежал на койке и, казалось, спал, но открыл глаза, услышав наши шаги, и на его губах появилась слабая улыбка. Кассиан присел на стул, ободряюще похлопал друга по руке.
Как самочувствие? спросил он.
Лучше, чем было, но хуже, чем будет, философски произнес Пинкипейн, и я обрадовалась: если у человека есть силы на юмор и философию, значит, он обязательно пойдет на поправку. Летом я был на островах Шайзин наверно, там ко мне и прицепилась эта дрянь.
Лицо его было бледным, черты заострились, троллийская зелень в глазах сияла болезненно и ярко. У меня сердце сжалось от печали и сочувствия.
Ничего, поправишься, спокойно и уверенно пообещал Кассиан. Я сварю тебе хорошее зелье, через неделю приема уже будешь читать лекции и улыбаться барышням.
Ну если только ради барышень, откликнулся Пинкипейн, и в это время дверь в больничное крыло распахнулась с таким грохотом, словно ей дали пинка.
Абернати ворвался внутрь с неотвратимостью идущего шторма. Громилы, которые защищали его в день отставки ректора Эндрю, топали сзади, и Кассиан встал так, словно хотел закрыть собой друга.
Ну конечно! пророкотал Абернати, останавливаясь в благоразумном отдалении. Троллийская дрянь тут еще и с заразой! Ребята, берите его и выкидывайте из академии. У меня тут и так полно проблем, еще и троллей с их чумой недоставало.
Услышав о том, что его пациента выбрасывают на улицу, доктор Даблгласс встал перед Абернати с таким видом, словно собирался выбросить его и не обращал внимания на помехи.
Вы в уме? спросил доктор. Это мой пациент! Это ваш преподаватель! Я не позволю!
Это моя академия! напомнил Абернати. И я здесь
распоряжаюсь. Троллийской мрази тут не будет.
Где ж ему лечиться? возмутился Кассиан. Абернати обернулся к нему и выплюнул:
Да мне насрать. В больнице для нищих. В канаве. Чумных троллей тут не будет. Я отвечаю за академию и студентов и не могу подвергнуть их
Он не заразен! воскликнул доктор. Лихорадка гван передается только через комариный укус! Вы! он обернулся к громилам, которые шагнули было к койке Пинкипейна. Не трогайте его! Я запрещаю!
Громилы замерли, настолько решительно и властно говорил доктор, но Абернати этим было не пронять. Он хотел избавиться от Пинкипейна с самого начала и не собирался упускать случай.
Что ты тут можешь запрещать, докторишка? процедил он. Хочешь сам вылететь вместе с ним? Изволь, я это устрою. Подберу нового академического врача, за забором очередь таких, как ты!
Доктор Даблгласс вздохнул. Снял перчатки, небрежно бросил их на пол.
Извольте. Я подаю в отставку и немедленно пишу письмо в министерства. Вы отказываете тяжело больному сотруднику в медицинской помощи, и я вас засужу!
Ноздри Абернати дрогнули, словно он не ожидал отпора и сейчас был потрясен до глубины души.
Я тоже подаю в отставку, поддержал доктора Кассиан. Наверняка за забором у вас очередь зельеваров, которые так и бегут с вами поработать.
И я тоже, послышался голос госпожи Анвен: мы и не заметили, как она вошла в больничное крыло. Сейчас она стояла прямая, как туго натянутая тетива, скрестив руки на груди и глядя на Абернати с нескрываемым презрением. И не сомневаюсь, что остальной коллектив нас поддержит. А полное увольнение педагогического и руководящего состава академии это повод министерства обвинить ректора в утрате доверия и навсегда запретить занимать эту должность.
Отчеканив это, госпожа Анвен уставилась на Абернати с таким довольным видом, словно сегодня было Рождество, и она получила самый желанный подарок.
Некоторое время Абернати смотрел на нас с такой яростью, будто хотел исторгнуть драконье пламя и обратить всех в пепел. Потом он как-то вздрогнул и обмяк, словно из него вытащили стержень и лишили опоры. Ректор махнул рукой и бросил:
Ладно, хрен с вами. Пусть лечится.
Развернувшись, он пошел к выходу и только тогда, когда Абернати со своими громилами покинул больничное крыло, мы все поняли, что сумели его победить и отстояли коллегу и друга. Госпожа Анвен радостно вздохнула и вдруг воскликнула с девической энергией и задором:
Так тебе, драконище лысый! Не на тех напал!
И мы рассмеялись так заливисто и звонко, что от той злобы и тьмы, которая пришла сюда с Абернати, не осталось и следа.
***
Нет, ну если он действительно думал, что мы позволим вот так взять и изгнать нашего коллегу, товарища, то он, простите, набитый дурак! А как говорила моя прабабушка, дурака и в церкви бьют!
Мы с Кассианом кивнули, соглашаясь, и госпожа Анвен широко улыбнулась. Не думала я, что она такая бунтарка и как же это хорошо для академии! После того, как Абернати выбежал из больничного крыла, она написала письмо в министерство обо всем, что случилось. Я понимала, что это, конечно, не избавит нас от Абернати но капля камень точит. Когда таких писем будет десять, на него посмотрят совсем другими глазами.