Слуга колебался, я видела яростное смятение в его глазах. Наконец, он решительно покачал головой, замычал, выражая протест, взял чашку у меня из рук. Поставил на стол и вновь принялся наливать. Но забрать я ему не позволила. Подхватила сама и решительно направилась в комнату:
Показывай, что делать! Вдвоем у нас получится лучше.
Бедняга Чиро лишь мычал у меня за спиной, но я не обращала внимания. Проснулась какая-то азартная решимость.
Работы я не боялась. Да и не считала ее ниже своего достоинства, как сестрица Финея. Нянька правильно говорила: хоть я девица и благородная, с именем, но все должна уметь сама.
Потому что никто не знает, как жизнь сложится, да какой муж достанется. Чтобы вести хозяйство, нужно знать все изнутри, чтобы слуги не обманывали. И самой руками почувствовать, и не брезговать. А когда Пилар болела я с малолетства сама за ней ухаживала.
Я поставила чашку на табурет у кровати. Чиро, тут же, замахал на меня руками, чтобы уходила. Но усердствовал совсем недолго. Видимо, мы теряли время. Он кинулся к табурету, подхватил большую губку, смочил в желто-зеленом отваре и принялся обтирать своего господина. Там, где на коже проступало это голубое свечение. И оно на время затухало, а над губкой поднимались тенета сизого тающего дымка. Но все это надо было делать снова и снова. И менять чашку, как только отвар начинал терять цвет.
Рука Чиро дрожала. Я размотала свои бинты, забрала у него губку:
Я все поняла гасить этот свет.
Тот снова замычал, замотал головой, выражая протест, махал над чашкой, запрещая.
Я не обращала внимания. Села на край кровати.
А ты возьми вторую чашку. Наливай, а когда надо поменять, чем-нибудь стучи и я ее заберу. Так мы не будем терять время, и отвар все время будет свежим.
Слуга сдался и вышел за дверь.
Я смочила губку и только теперь поняла, почему Чиро запрещал кожу ощутимо драло, будто крапивой. Но никаких следов не оставалось. Я сцепила зубы, сцеживая выдох. Ничего, нужно просто немного потерпеть. Это не самое страшное.
Я коснулась губкой лица своего спасителя, и заструился легкий дымок. Несчастный обмяк в своих колодках, дыхание стало чуть ровнее. Я обтирала его шею, грудь, не думая, что предо мной незнакомый мужчина, и это было попросту неприлично. Он был человеком, который боролся с какой-то неодолимой силой. Страшной силой, о которой я не имела никакого понятия. Он страдал. И я искренне хотела облегчить эти страдания. Чем бы это ни было Он спас меня, а я очень хотела спасти его.
Я не считала, сколько раз бегала за новой порцией отвара. Много, очень много. Чиро готовил его, буквально не переставая. Наконец, это голубое свечение стало ослабевать, тускнеть, и мой подопечный начал легче дышать. Его грудь под моей рукой вздымалась медленно, размеренно. Зубы разжались, и на лице отразилось спокойствие. Теперь он будто безмятежно спал и был похож на поверженного прекрасного рыцаря.
Видимо, все осталось позади. Я прочитала это на блаженном лице Чиро. Бедолага выглядел очень уставшим, буквально раздавленным. А я понимала, что не окажись меня здесь, все могло кончиться иначе. Чиро мог не справиться. Не знаю, что было бы тогда с его господином, но что-то подсказывало, что ничего хорошего.
Чиро вытащил металлический штырек, запирающий колодки, освободил руки своего хозяина. Поклонился мне несколько раз, едва не встал на колени травмы помешали. Я удержала его и усадила на табурет.
Перестань. Меня не за что благодарить. Если бы не я, ты бы не нуждался сейчас в помощи.
И мы сидели молча, глядя на то, как ровно дышит мой спаситель. Через какое-то время я осознала, что снаружи уже не выло, и повисла странная непривычная тишина. Был слышен треск очага и свечных фитилей.
Длинные ресницы незнакомца дрогнули, и он, наконец, открыл глаза. Какое-то время смотрел на нас с Чиро мутным взглядом. Его глаза изменились. Стали серыми, как сталь. Без всяких голубых отблесков. Такими я их и запомнила. Или почти такими.
Придя в себя, он посмотрел на меня и отвернулся, будто стеснялся собственного положения. Процедил с раздражением:
Выйди отсюда. Я должен переодеться.
Я не заставила просить дважды, сама чувствовала себя неловко. Я прикрыла за собой дверь, собрала свою просохшую одежду. Сколько времени прошло? Я не могла даже предположить. Может, час.. А, может, пять Но оконце казалось серым. Значило ли это, что уже спускались сумерки? Пилар там с ума сошла!
Скрипнула дверь, и я обернулась. Незнакомец сменил одежду и стоял, прислонившись к стене. Он зря поднялся. Наверняка был еще слаб, это чувствовалось в каждом движении. Едва стоял на ногах. Но я промолчала.
Он стиснул зубы:
Пообещай, что ни одна живая душа не узнает о том, что ты здесь видела. Пообещай мне!
Наверное, ожидаемо Я с готовностью кивнула:
Конечно, я обещаю.
Он двинулся на меня:
Ни одна живая душа. Клянись.
Я снова кивнула:
Если я пообещала можешь быть спокоен. От меня не узнает никто. Клянусь. Я у тебя в долгу. Я умею быть благодарной.
Кажется, он поверил. Лицо помрачнело, взгляд стал отстраненным. Я не стала ни о чем спрашивать. Хоть и очень хотелось. Кто он, откуда? Что это было? Я даже имени его не знала Но он не ответит