Я зевнул, понял, что снова заснуть не удастся, зажег Огненным Словом свечу и посмотрел на циферблат своих тиктакалок от знаменитых тувалкаинских мастеров. Мои первые часы-артефакт пропали после похищения Морозовыми, так что мой артефакторщик сделал мне новые перед отъездом. Хм Если верить часам а они у меня никогда не врут, скорее солнце забудет выйти на небо, чем ошибутся часы от Тувалкаина уже должен наступить рассвет.
Я отодвинул занавеску на окошке, и в решетчатое стекло тут же с воем ударила снежная россыпь. Блин. Надеюсь, этот буран ненадолго? У нас, конечно, есть припасы, от голода и холода мы не околеем, но как бы нас не занесло снегом по самую крышу.
3
Непогода бушевала недолго. Уже буквально через час ветер стих, и я вышел из повозки, щурясь на ослепительно-голубое небо вверху и ослепительно-белый снег до самого горизонта внизу. Обвел взглядом наш кочевой городок.
Только мои люди во время остановки разбивают несколько десятков шатров, не считая остановившихся повозок. А ведь сейчас мы странствуем по башкирской степи вместе с царской экспедицией на Иртяш-гору, в поисках золота. В смысле экспедиция будет искать золото, а не мы. Вернее, мы тоже будем искать золото, но потом В общем, вы поняли. Наверное.
Так вот: в этой самой экспедиции тысяча человек с мелочью, так что, когда мы все дружно останавливаемся на ночлег в степи вырастает практически самый настоящий город. С шатрами в роли домов, с улицами, переулочками, и даже с церквями. Да, самыми настоящими, пусть и поставленными на сани. Что ж это за русский человек и без церкви?
Мимо меня в ту самую церковь прошло живое подтверждение, что татарин или там башкир тоже без церкви никуда.
Так, а где мой шатер?
До сего дня мы с руководителем экспедиции, думным дьяком Яковом Тимофеевичем, общались как вожаки двух стай волков: осторожно ходили вокруг друг друга, принюхивались (фигурально выражаясь, конечно), обращались исключительно формально «боярин Викентий Георгиевич», «думный дьяк Яков Тимофеевич». Все дело в том, что на Руси, как я уже, кажется, упоминал, довольно жесткий речевой этикет, и всегда нужно четко определить, кто для тебя «Яшка», а для кого ты «Викешка». Мы же с дьяком, вроде как, на одном уровне, но с другой стороны это не точно. В общем, мы аккуратно пришли к решению, что вместе нам ехать еще долго, так что хватит гадать, кто тут самый шерстяной волчара и у кого лапищи мощнее, и нужно переходить на стадию равноправного товарищества. Для чего и запланировали
утреннее чаепитие. В шатре, который стоит ровно посередине между нашими возками. Не шучу вчера веревками вымеряли. Потому что равноправие после чаепития. А до него попытка его пригласить ко мне или поставить шатер ближе к нему будет считаться как попытка прогнуть. Блин, и это в здешней Руси не страдают такой заразой, как местничество. Нам на уроке истории рассказывали, как представлю, что в таких условиях жить бы пришлось завыл бы как тот самый волчара и сбежал куда-нибудь подальше, хоть на Алтай А, ну да.
Ага. Вот и думный дьяк появился. Пора выдвигаться. Нужно подойти в шатру одновременно, иначе кому-то придется ждать второго и тогда тот, кто заставил ждать, получается, кинул понт. А для боярина понты это всё.
Я поправил свою горлатную шапку с поблескивающим на солнце знаком рода Осетровских мне, понятно, не видно, но я-то знаю, что он начищен до блеска и, ступая по снегу сапогами на волчьем меху овчина, может, и теплее была бы, но понты, понты зашагал вперед, опираясь на посох. Тот самый, из сисеевского терема, честно одолженный. Наверное, надо будет как-нибудь развернуть Голос в полноценную форму Нет, я, конечно, знаю, что в свернутой форме, в виде маленькой статуэтки, она как бы спит и ей не скучно, но все равно
Блин, что за мысли в голову лезут?
Снег поскрипывал, я шагал, вокруг меня кипела жизнь стихийно-походного городка: суетился народ, пахло свежей выпечкой и жареным мясом, у небольшой пушки скучал часовой, опираясь на бердыш и крайне напоминая королевского охранника из старого мультфильма про Бременских музыкантов.
Думный дьяк тоже двигался спокойно, не пытаясь сбавить шаг и тем самым заставить меня прийти к шатру первым и ждать его. Это хорошо, значит, на обострение он идти не собирается. Похоже, подружимся
Будь здоров, думный дьяк Яков Тимофеевич.
Тут уж понты-не понты, а первым здоровается младший.
Будь здоров, боярин Викентий Георгиевич.
4
Думный дьяк Яков оказался вполне себе вменяемым мужиком. Вернее, мужем: слово «мужик» здесь еще не стало синонимом слова «крестьянин», невместного для такого высокого чина, да и ауешные приколы сюда не завезли, но все равно это слово имеет уменьшительное значение, в серьезном общении неприемлемое.
В его осторожности в общении со мной оказался виноват внезапно, я сам.
Москва в 17 веке, по сути большая деревня (да и в 21-ом, надо сказать, тоже), и всякие интересные события непременно обсуждаются всеми, кого они касаются и теми, кого не касаются тоже. А уж мои похождения явно были бы на первых полосах здешних таблоидов, будь они здесь и проживи их издатели после выпуска первой же скандальной хроники. Мое внезапное появление ниоткуда, мой званый пир, с жареными слонами и самоварами, мое освобождение из подвалов Приказа тайных дел, моя короткая войнушка с Морозовыми все это создало мне репутацию типа странного, мстительного и непредсказуемого, мол, пес его знает, на что он обидится и как отреагирует. А также репутацию мне знатно подмочили сплетники, каждый из которых добавлял что-то от себя в меру собственного понимания ситуации, как в том анекдоте про Гоголя на столбе. В итоге история с моим пленом у Морозовых и последующим освобождением превратилась в нападение меня видимо, в одно лицо, с саблей наголо и верхом на горячем коне на морозовский терем, в ходе которого я всё сжег, а что не сжег то порубил на куски, всех мужчин поубивал, а всех женщин изнасиловал. Особенно гнусно я надругался над боярыней Марфой да блин! причем подробностей никто не знал, но все сходились на том, что после этого она даже на казнь шла с облегчением. Причем то, что после всего этого выдуманного безобразия особенно меня поразила картина меня, со злобным хохотом рубящего обгоревшие остатки царь-государь наказал не меня, а самих Морозовых, никого особенно не смутило.