Так с разбойниками же, дедок поклонился снова, как заведенный, отчего у меня начало возникать ощущение, что он надо мной таким своеобразным способом издевается, Шел я, значит, по дороге, по своим, значит, делам, а тут нехристи как налетели! Тут бы мне и смерть пришла, да ты, боярин, со своими людьми оказался. Разбойников прогнал, ну и меня, значит, выручил
Отчаянный дед этот Никола. Пешком шуровать через башкирские степи, зимой Да тут до разбойников еще дожить надо.
век за тебя, боярин, за то молиться буду, продолжал старик, благо, хоть кланяться перестал, А хочешь: в услужение к тебе пойду?
Так, стоп. В какое еще услужение?
Зачем ты мне нужен? грубовато получилось, но это я от неожиданности. И вообще боярин я или хрен собачий?
Так от меня ж, боярин, польза несомненная! Я ж и за скотиной могу ходить и за зверями дикими тоже
Ага, сходишь в лес, соберешь стадо зайцев и мне пригонишь. Что-то сомнительно мне, дедушка Никола сказал бы «Питерский», да до Питера еще лет сто ждать что охотник из тебя получится удачный. Может, в молодости ты таким и был, но сейчас У меня вон, целая толпа более молодых, только свисни, они мигом из леса не то, что стадо зайцев стадо медведей пригонят. Погоди-погоди, что это там старик говорит?
Чем ты занимался?
Так пчелами же, боярин! У меня даже прозвание «Пасечник», оттого, что с пчелами всегда. А кто с пчелами тот и с медом, известно.
Отлично. На ловца, как говорится, и пчеловод бежит. Я ведь, если помните, как раз планировал на Алтае пасеки организовывать, Аглашенька моя должна была в Уфе пчеловодов найти блин, в следующий созвон через наше зеркальце волшебное, надо уточнить, нашла или нет. А не глупостями всякими заниматься Ну, даже если и нашла еще один не помещает.
Отлично, Николка-Пасечник. Беру тебя с собой, будешь моим пасечником.
У меня,
среди моих людей, кого только не набрано от бывшего фальшивомонетчика до бывшего палача, от мастера-зеркальщика до скрывающегося поручика. Пасечник, найденный посреди степи, сюда вполне органично впишется.
Спаси тебя Бог, боярин! ну вот, опять кланяется. Не, ну он точно издевается.
Никола порылся у себя в мешке, задумчиво почесал затылок:
Даже нечем тебя за доброту твою отблагодарить, боярин Службой-то я тебе отслужу О! Хочешь, грушу сушеную?
Да, вот это я и имел в виду: так вот запросто боярину какую-то грушу предлагать это надо своеобразное мышление иметь. Это я человек добрый и где-то даже либеральный, а другой мог и разгневаться.
Впрочем, хитрые искорки в глазах старика, не по-стариковски ярких, подсказывали, что он, раз уж дожил до своих лет, то в людях разбирается и кого попало угощать и не стал бы. Я посмотрел на черную сморщенную грушу.
А что будет, если я ее съем? Никола как-то так торжественно ее протягивал, как будто она была волшебной.
Как что будет? взлетели вверх седые брови, Тебе вкусно будет. Это ж груша сушеная, а не волшебная.
Груша, кстати, и впрямь оказалась вкусной.
2
Единственным прибытком, кроме пасечника Николы, после стычки с разбойниками оказалось да, собственно, только Никола и оказался. Тела своих убитых, как в перестрелке, так и Голосом, башкиры забрали с собой, даже коней утащили. А вот в минусе
В минусе у нас было самое дорогое, что у меня есть.
Люди.
Трех разбойники подстрелили пулями, и один поймал стрелу. Вернее, подстреленных было где-то с десяток, но они выжили. А эти четверо нет.
Я сурово смотрел на то, как погибших ребят заворачивают в холстины, с тем, чтобы похоронить на ближайшем кладбище. Ну, или хотя бы в более удачном месте, чем обочина у дороги. Сурово потому что, несмотря на прожитые здесь почти два года, я так и не привык к здешнему отношению к смерти. У нас, в двадцать первом веке смерть человека, особенно человека, которого ты знал, это всегда трагедия. Здесь же, на Руси века семнадцатого, смерть чем-то настолько уж трагическим не считалась. Может быть, оттого, что здесь каждый был твердо уверен в том, что после смерти попадет в лучший мир, кому особенно повезет и в царство небесное, отчего не видели особого повода горевать, да и вообще цепляться за эту жизнь. Здешние русские впрочем, я подозреваю, англичане, татары и башкиры тоже спокойно отправлялись в бой, на верную смерть, и не менее спокойно умирали. Но я-то еще не настолько боярин, чтобы хладнокровно отправлять людей, людей, которых я прекрасно знаю, на верную смерть. Вот и скребут у меня на душе кошки, при взгляде на мертвые тела тех, кто еще вчера жил и радовался жизни.
Кстати, об отправлении в бой
Стоять.
Клава, попытавшаяся прошмыгнуть мимо меня неприметной мышкой ага, мышка в расшитой шубе и меховой шапке замерла на месте.
Сестренка моя разлюбезная.
Да, братик мой любимый? посмотрели на меня ясные круглые, совершенно невинные глаза. Еще и ресничками похлопала, для пущей убедительности.
А пойдем-ка в мой возок, кое-что нужно тебе сказать.
Втолковать, скажем так.
3
По пути на Алтай мой девчоночий гарем, как-то сам собой собравшийся за время моих блужданий туда-сюда по Руси, разделился на две неравные половинки. Аглашенька, моя любимая скоморошенька, осталась в Уфе заниматься хозяйственными делами и ждать, пока подтянуться все остальные переселенцы на Алтай. С ней осталась тетка Анфия, ставшая кем-то вроде завхоза моего некрупного рода, и Настя. Ведьмочка осталась в качестве огневой поддержки, как одна из двух моих очаровательных огнестрельных орудий. Второе, сиречь, Клавочка, отправилась со мной, потому что кроме нее и Насти никто нужным Огненным Словом, позволяющим запускать могучие файерболы, не владел. Я пробовал научиться, но у меня упорно не получалось. Еще со мной отправилась Дита. Не то, чтобы бесовка прям так уж сильно была нужна, но ее, с ее шебутной натурой, проще было привязать к чем-нибудь достаточно неподвижному, чем запретить поехать вместе со мной. И им обоих, Клаве и Дите, было строго-настрого приказано ни в коем случае не влезать в бой, если вдруг он случится. Только если на то будет мой прямой приказ.