Так, значит, предчувствие меня не обмануло. Стоило ли тогда приглашать меня сюда? Не прошел было прислать письменный отказ?
Могу я узнать причину, Сергей Степанович?
Думаю, вы и сами понимаете
Юлил, не смотрел мне в глаза, чем только подтвердил сложившееся о нем мнение. Первое впечатление оказалось верным.
Не понимаю, ответил ему. Я прислал вам документы, характеристики, послужной список. Вы не задали мне ни одного вопроса, назначили встречу. Для чего? Чтобы лично отказать мне? Что ж, тогда будьте любезны объяснить свой отказ.
Директор откинулся в кресле, сложил пальцы вместе. Выждал некоторое время и, наконец, произнес:
Я хотел дать вам шанс, но теперь понимаю, что напрасно. Такие люди, как вы, не способны преподавать. Вам не хватит выдержки и терпения. Более того, учитывая характер ваших способностей, сами понимаете
Понимаю, я резко встал, что вполне гожусь на то, чтобы рисковать собой, защищая княжество от врагов, но недостоин учить других. По-вашему, я могу причинить учащимся вред?
Я этого не сказал
Ваш взгляд достаточно красноречив. Прощайте!
Я вышел, с трудом удержав дверь. Хотелось хлопнуть так, чтобы задрожали стены. Но тем самым только подтвердил бы сложившееся обо мне мнение: мрачный, нелюдимый, несдержанный.
Неверно, все сложилось к лучшему. Какой из меня преподаватель? Я не имел ни опыта, ни достаточных теоретических знаний. Мог бы вести практические занятия, на что и рассчитывал. Со временем, должно быть, добился успеха, но теперь не узнаю об этом.
Я шел по улице, не глядя по сторонам, погрузившись в собственные невеселые мысли. Под ногами хрустел снег. Город сиял огнями. Горожане спешили по своим делам, но говорили и думали только о предстоящем празднике, делились планами и ожиданиями.
Я к своему стыду еще ничего не купил Кате. Все мои мысли были заняты скорым визитом в столицу и разговором с братом. О Павле я не беспокоился. Он вряд ли испытывал к барышне Нефедовой какие-либо серьезные чувства. Скорее тешил оскорбленное самолюбие. Против воли отца он не пойдет. Осталось лишь убедить Александра в том, что его затея принесла плоды, пусть и не те, на которые он рассчитывал.
Я размышлял об этом дорогой. Нарочно не стал брать извозчика. И так, и этак обдумывал ситуацию, искал подходящие слова и аргументы. В худшем случае заберу Катю и уйду. Мы с ней не игрушка, чтобы позволять кому-то управлять нами. А клятва Боги с ней. Жена мне верила, любила меня. Остальное было не так и важно.
Я поддался всеобщему настроению и задумался о том, что могло бы порадовать Катю. Ни цена, ни размер подарка не имели для нее значения. Слишком светлой, неиспорченной была моя любимая. И все же мне хотелось что-то сделать для нее, потому я отправился к уже знакомому ювелиру.
В лавке Гаврилы Петровича было непривычно людно. Пожилая пара долго и придирчиво перебирала цепочки и кулоны. Господин рядом никак не мог выбрать между бриллиантовым и рубиновым браслетами. Еще один терпеливо ждал своей очереди.
Хозяин и его помощник каждому старались уделить внимание. Пока они терпеливо выслушивали все пожелания, а после показывали украшения, я рассматривал ювелирные изделия. Броши казались мне неуместными. Зачем они молодой женщине? Цепочки выглядели массивными, кольца недостаточно утонченным.
Я искал нечто особенное. Почти отчаялся, как вдруг заметил гарнитур золотые серьги с камнями в форме капель и подвеску.
Отличный выбор, произнес Гаврила Петрович, заметив мой интерес. Это александрит. Сейчас, в свете ламп, он кажется нам фиолетовым, но стоит вам вынести его на улицу, как он станет зеленовато-голубым. Камень-хамелеон для творческих людей.
Беру, ответил ему, понимая, что более подходящий подарок едва ли сумею найти, и шкатулку, пожалуйста, подберите.
Цена оказалась баснословной, но я, не задумываясь, выписал чек и протянул его Гавриле Петровичу. Поздравил с наступающим праздником, спрятал коробочку во внутренний карман пальто и простился.
Я уже предвкушал скорую встречу с женой, представлял, как она обрадуется подарку, как вдруг почувствовал, что что-то уткнулось мне в спину.
Хочешь жить, доставай покупку и колечко с пальца тоже сними. Другое купишь своей зазнобе.
Куплю, ответил ему и потянулся к груди, много чего куплю.
Когд я рассказывал Кате о себе, то признался, что тяну чужую магию. Не сказал лишь, что тоже самое могу проделать и с самой жизненной силой, заключенной в любом человеке. Она тоже была сродни магии, но не наполняла мой внутренний резерв, а, напротив, опустошали меня. Собственное бессилие было той ценой, которую я платил, лишая жизни другого.
Я никогда не убивал, особенно таким образом. Вот и сейчас лишь немного потянул, как услышал витиеватые ругательствами за спиной. Силы было много, слишком много для одного человека. Я почувствовал второй поток, ухватил оба и скрутил их. Сдавленные крики, мужской и женский, свидетельствовали о том, что я выбрал правильную тактику. Оружие, чем бы оно ни было, уже не упирались мне в спину. Я обернулся, увидел ту самую пожилую пару, за которой наблюдал в лавке, и рухнул на колени.