Прости, добавил муж, отступая на шаг.
Он пошутил? Нет? Я перестала ладно его понимать. Отвернулась. Несколько раз моргнула. Не расплакалась бы, но и слез моих Чарторыйский тоже не должен видеть. Нет так нет. Я навязываться не стану. Только зачем так мучить? Поманил и оттолкнул. Я же не игрушка, которую можно бросить, когда она надоест.
Катя
Ничего не говори. Лучше молчи, молчите, Владимир Дмитриевич. Я не способна сейчас мыслить здраво, да и вы вряд ли поведаете мне что-то новое.
Я села за стол, расправила платье. Набросила сверху кусок ткани, чтобы не испачкаться. Пипеткой набрала лавандовое масло, капнула на голубую, белую и зеленую краску. Деревянной лопаточкой смешала сухие и жидкие компоненты, следя за тем, чтобы сами цвета не перемешались. Обмакнула в белую краску кисточку и начала рисовать на крынке для молока.
Точка, черточка, еще и еще одна. Линии складывались в узоры. Крошечные снежинки украсили верхнюю часть сосуда. Еще несколько появились на горловине, будто падали сверху, на тулове еловая веточка, припорошенная снегом. Здесь я использовала голубую краску, растушевывала ее, смешивая с белой.
Закончив, отставила крынку в сторону. Все чувства и желания воплотила в этом рисунке, выплеснула всю боль, отчаяние и надежду. Ощущала не покой, а опустошение, будто в прямом смысле слова вложила в работу всю душу и ничего не оставила себе.
Краскам требовалось время, чтобы высохнуть, немного впитаться. Сложно предсказать, как они поведут себя, а опыта работы с местными гончарными изделиями у меня еще не было. Позже я проверю и, если нужно, подправлю линии. Потом покрою глазурью. Сейчас следовало промыть кисточки, пока не слиплись ворсинки.
Я сложила их на палитру и вышла из кладовой. Спиной чувствовала взгляд Владимира, но так и не услышала от него ни слова. Первой разговор тоже не начинала. Наверно, у него были причины так себя вести. Так я утешала себя, но для себя решила, что с моими чувствами он тоже должен считаться, если, конечно, не лгал, когда признавался в любви.
На кухне тщательно промыла инструменты и разложила их сушиться. Оперлась руками о стол, опустила голову.
Проклята я, что ли? Неужели не заслужила хоть немного счастья? Может быть, те самые силы, которые подарили мне новое здоровое тело, решили, что этого довольно? И так получила слишком много?
Хлопнула входная дверь. Я, забыв про обиду, про данное самой себе обещание не разговаривать с мужем, пока он не объяснится первым, поспешила в гостиную. Не дойдя пары шагов, остановилась, выглянула из-за двери.
Владимир застегивал пальто. Шапку он не носил то ли из принципа, то ли не нуждался в ней. Учитывая, как легко обращался с ледяной магией, даже не поморщился, я могла поверить, что вовсе не чувствовал холод.
Совсем умом тронулся или только белены объелся? распекал моего мужа ворон. Куда собрался на ночь глядя?
Я, затолкав совесть поглубже, спряталась за занавеской, чтобы лучше слышать. Замерла. Подслушивать, конечно, не хорошо, но что делать? Жизнь рушится, не до мелочей.
Надо положить этому конец, ответил Владимир. Возьму билет на ночной поезд. Не будет, так найму извозчика.
Ищи дураков ехать в такую метель. Посиди, подумай головой. Несколько часов судьбы не сыграют. Что ты теряешь?
Любимую женщину и чувство собственного достоинства. Мелочи, не правда ли? зло бросил муж.
Ничего не изменится, продолжал
настаивать Федя. Александр не отступится от своей затеи, ты не сможешь нарушить клятву. Смирись: барышня Нефедова никогда тебе не принадлежала. Ей уготована другая роль.
От услышанного, непонятного и от того еще более пугающего, разболелась голова. Виски пульсировали. Я нуждалась в свежем воздухе, но еще больше в ответах на вопросы. Если я не получу их сейчас, то когда? Не желая медлить, не задумываясь о том, как буду выглядеть в глазах мужа, я отдернула занавеску, за которой пряталась, и сказала:
Может, на Катерину Нефедову у кого-то и были планы, в которые ее не посвятили, но я не она.
Глава 31 В которой смелость берет города и не только
Муж несколько мгновений смотрел на меня, забыв про пальто. Я не знала, что сказать. К таким признаниями нужно готовиться и готовить, а не бить правдой словно обухом по голове. Но сожалеть было поздно, да и врать и выкручиваться я устала.
Расскажешь? спросил Владимир. Он не отмахнулся от меня, не назвал сумасшедшей, не посчитал обманщицей. Воспринял мои слова более чем спокойно. Это спокойствие было одним из качеств, за которые я любила мужа. Хотя я любила бы его всяким. Любовь ни на что не смотрит и не подчиняется доводам рассудка.
Да, только рассказ будет долгим. В пальто тебе будет жарко.
Владимир улыбнулся. Он, конечно, понял, чего я добивалась, но спорить не стал. Оставил верхнюю одежду на вешалке в прихожей и вернулся вместе со мной в гостиную. Федя не отставал от него. Сверлил меня недоверчивым взглядом, будто ждал, что я превращусь в чудовище. Не дождется.
Я прошлась по комнате, собираясь с духом. Понимала, что совершенно не готова к этому разговору. Малодушно откладывала его, ждала подходящее время и дождалась.