Так, значит, ты там совершенно защищен и обеспечен запасами для десятилетней осады. Этот замок когда-нибудь бывал взят, Том?
Никогда, мастер, покачал головой Том и усмехнулся.
Интересно, не был ли старикан, построивший этот замок может, самую малость параноиком Надо полагать, у них найдется в этом замке комната для пары уставших путников, верно?
Большой Том поджал губы.
Да, мастер, если они знатные. Гостеприимство Логайров широко известно. Но для таких, как я и даже вы, который не больше, чем сквайр, мастер, это гостеприимство находится в хижине.
Солнце мигнуло. Нахмурившийся Род, прищурившись, посмотрел на небо.
Опять эта проклятая птица. Неужто она не понимает, что мы слишком крупны для завтрака?
Он снял с плеча арбалет, натянул его и вскинул.
Нет, мастер, поднял руку Большой Том, ты и так уже истратил на нее четыре стрелы.
Просто мне не нравится все то, что следует за мною по воздуху, Том. Оно не всегда то, чем кажется.
Том нахмурился при этом загадочном заявлении. Род приложил приклад к плечу.
Кроме того, последние четыре дня я делал в нее по одному выстрелу в день, это входит в привычку.
Арбалет загудел, и стрела вылетела вверх, но птица поднялась быстрее, чем стрела та пронеслась сквозь то место, где прежде была птица, поднялась еще на пятьдесят футов, достигла вершины своей траектории и начала падать. Птица, находившаяся пятьюдесятью футами выше, следила за ее падением.
Большой Том поднял бровь и дернул уголком рта.
Ты никогда не попадешь в нее, мастер. Эта птица понимает назначение арбалета.
И впрямь кажется, что понимает. Род закинул арбалет за спину. Что за страна с эльфами под каждым деревом и тенью следующим за тобой ястребом.
То не ястреб, возразил Большой Том. То скопа.
Род покачал головой.
Она начала следовать за нами на второй день нашего пути. Что делать здесь птице, питающейся рыбой, так далеко от моря?
Лично я не могу сказать. Ты, мастер, можешь однако спросить у нее.
И я в самом деле не так уж удивился бы, если бы она ответила, задумчиво произнес Род. Ну, я полагаю, она не причиняет нам никакого вреда, а у нас в данный момент есть проблемы поважнее. Мы приехали сюда, чтобы попасть в этот замок. Ты умеешь петь, Большой Том?
Том внимательно посмотрел на него.
Петь, мастер?
Да, петь, или играть на волынке, или еще что-нибудь.
Том, нахмурившись, дернул себя за нижнюю губу.
Я могу издавать какие-то звуки на пастушьем рожке, и полумертвый обозначил бы это словом «музыка». Но что это за глупость, мастер?
Глупость шута. Род расстегнул седельную сумку и достал маленькую лютню. Отныне мы менестрели. Будем надеяться, что у обитателей утеса в настоящий момент дефицит по части музыки. Он вынул из сумки автозаписывающий альт и отдал его Тому.
Я надеюсь, это достаточно похоже на твой пастуший рожок, чтобы вышло что-нибудь приличное.
Да, мастер. Очень похоже, но
О, не беспокойся, они нас впустят, народ в такой-то дали от столицы вынужден пребывать вне цивилизации, они жаждут новостей и новых песен, а менестрели несут и то, и другое. Ты знаешь «Эддистоун Лайт»?
Нет, мастер.
Очень жаль, это всегда хорошо идет в припортовом городе. Ну, неважно, я могу научить тебя ей
по дороге.
Они тронулись в путь, распевая с альтерациями, неизвестными ни в каких человеческих ладах и гаммах.
Скопа закричала и круто взмыла вверх.
Принесли новости с севера? нетерпеливо спросил часовой. И Род, вспомнив, что менестрели были ближайшим средневековым эквивалентом репортеров, ответил утвердительно.
Теперь они с Томом стояли перед собранием из двадцати восьми вельмож, их жен и слуг всех возрастов от хорошеньких служаночек лет четырнадцати до девяностолетнего графа Валлендери все с одинаковым нетерпением, голодным блеском в глазах, а Род без единого обрывка новостей для сообщения им.
Ну, неважно, он их выдумает по ходу дела. Он будет не первым репортером, совершившим подобный фокус.
Старый герцог Логайр закостенело сидел в центре общества, в большом дубовом кресле; он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то узнал. Он стоял, согнувшись над левым плечом Логайра, излучая взглядом ненависть к Роду. Но разоблачение Рода не принесло бы ему никакой пользы, и он это знал. Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был не в ладах с ней. Он принял бы Рода с почетом за то, что тот спас Катарине жизнь.
Именно Логайр огласил вопрос за всех своих вассалов, и Род, рассудив, что у герцога имелись очень личные причины жаждать услышать о Доме Хлодвига, ответил, что покамест на севере все тихо. О, разговоры ходят и знаки Дома видели, но это были разговоры и только разговоры пока.
Затем они с Томом принялись с притопыванием исполнять «Эддистоун Лайт». С минуту собрание стояло в пораженном молчании, потом по лицам расползлись улыбки, а руки начали хлопать в ритме песни.
Получив такое поощрение, Большой Том набрал и громкость и темп, Род старался не отставать от него, одновременно сканируя лица зрителей.
Старый герцог попытался глядеть строго и неодобрительно, без особого успеха, впрочем. Позади правого плеча старика стоял высокий молодой человек примерно того же возраста, что и Род. Пока он слушал песню, на губах у него появилась улыбка, а в глазах блеск, сменив гримасу недовольства, жалости к себе и злости. Старший сын, догадался Род, с сонмом слабостей, на которых мог играть Дюрер.