Он несколько секунд буравил меня взглядом. Это была немая битва воль.
Он профессиональный телохранитель, чей инстинкт кричал: «Не оставляй цель!».
Я Архилич, чья воля способна подчинять легионы. Он мог бы выстрелить в меня, но не мог ослушаться этого взгляда. Потому что в глубине души, своим животным чутьём солдата, он понимал я здесь не гость. Я здесь хозяин.
Он развернулся. Резко, по-военному. Не говоря ни слова, он пошёл к выходу.
Тяжёлая дверь за ним захлопнулась с громким, протестующим лязгом. Это был его единственный способ выразить протест.
Я подошёл к двери и повернул тяжёлый засов. Он со скрежетом вошёл в паз. Щёлк. Этот звук отрезал меня от мира живых. Представление окончено. Начинается работа.
Нюхль, позвал я негромко.
Воздух рядом со мной задрожал, сгущаясь в знакомую полупрозрачную фигурку. Маленький дух материализовался на моём плече, его костяное тело слабо светилось в стерильном полумраке морга.
«Что требуется, хозяин?» с таким выражением он посмотрел на меня.
Открой все ячейки. Мне нужен доступ к телам. Ничто не должно мешать потокам.
Нюхль с любопытством, сменившимся деловитой тревогой, соскользнул с моего плеча и бесшумной тенью заметался по помещению.
Металлические дверцы холодильных камер начали открываться одна за другой с сухим, характерным лязгом, который эхом разносился по залу. Из некоторых ячеек показались края белых простыней, укрывающих покойников.
Подготовка завершена. Все двери открыты. Идеальная изоляция. Мой личный склеп готов к эксперименту.
Я подошёл к каталке и одним резким движением стащил простынь с тела Алексея Ветрова. Белая ткань упала на кафельный пол, обнажив бледную, восковую плоть.
Я принялся расстёгивать пуговицы на его рубашке. Мёртвая плоть была холодной и неподатливой, как глина. Холод сковывал пальцы.
Я освободил его грудь, открывая доступ к сердцу, к тому месту, куда сейчас будет направлена вся моя сила.
Безумие. Я собирался нарушить главный закон этого мира, границу между жизнью и смертью. Но другого выхода не было. Ветров мёртв, и только я могу заставить его говорить.
Я встал в центре зала, между каталкой и открытыми ячейками, раскинув руки в стороны. Нюхль, закончивший свою работу, вернулся и устроился у меня на плече, с тревогой наблюдая за приготовлениями.
Я закрыл глаза.
Энергия в Сосуде забурлила, как вода перед штормом.
Тёплый, золотой поток лекарской Живы, который я с таким трудом копил, подчинился моей воле. Я начал медленно конвертировать её.
Это была не привычная трансформация в целительную энергию. Это было нечто тёмное. Запретное. Это было не исцеление, а его тёмная, голодная противоположность.
Некромантия. Моя стихия.
Воздух в морге загустел, стал тяжёлым и вязким. Температура упала ещё на несколько градусов, по коже пробежали мурашки.
Люминесцентные лампы под потолком замигали, затрещали и одна за другой погасли, погрузив помещение в абсолютную, звенящую тьму. Только слабое свечение исходило от меня самого.
Тонкие, почти невидимые тёмные щупальца силы потянулись от моих ладоней ко всем телам в морге. Мёртвая плоть в ячейках откликалась на зов, слабо вибрируя в унисон с моей волей.
Но я, игнорируя их, направил всю энергию, всю свою концентрацию в одну точку в неподвижное тело Алексея Ветрова на стальном столе.
Сосуд начал опустошаться с пугающей скоростью.
Семьдесят девять процентов. Семьдесят. Шестьдесят. Каждая потерянная десятка отдавалась волной головокружения.
Нюхль вцепился когтями в мою рубашку. Его маленькое тело дрожало от первобытного ужаса.
Я ничего не мог сказать. Вся моя воля была сфокусирована на том, чтобы пробить барьер смерти, влить энергию в мёртвые нейроны, заставить застывшую кровь вспомнить о движении.
Пятьдесят процентов. Сорок. Тридцать. В глазах потемнело.
Тело Алексея лежало неподвижно.
Двадцать процентов. Десять.
Тишина. Ни малейшего движения.
Пять процентов.
Предел. Я почувствовал, как связь обрывается. Силы кончились.
Мир, до этого бывший лишь точкой концентрации, с рёвом обрушился на меня. Весь зал морга завращался перед глазами, как безумная карусель. Ноги подкосились, и я рухнул на колени, тяжело дыша.
Холодный кафель обжёг кожу. Нюхль соскочил с плеча и испуганно забегал вокруг, отчаянно попискивая от тревоги.
На каталке лежало всё то же мертвое тело. Неподвижное. Безжизненное.
Всё впустую? Я сжёг почти весь свой запас ради чего?
Ну же! прохрипел я, глядя на труп сквозь мутную пелену, застилавшую глаза. Мой голос был слабым, сорванным. Вставай давай!
Долгую минуту я смотрел на холодное, неподвижное тело. Но в последний миг Алексей открыл глаза. Мертвенно-бледные.
Глава 20
А затем он сел.
Это было не человеческое движение. Его торс сложился, как лезвие перочинного ножа, с серией сухих, трескучих звуков, словно ломались старые, высохшие ветки.
Он сел на холодном металлическом столе, и я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с температурой в морге. Это был холодок победы!
Получилось!
Алексей Волк-Ветров сидел на столе, в его позе не было ничего естественного. Спина была идеально прямой, словно к позвоночнику прибили стальной стержень.