38. Вот в кузнице ковал кузнец, и как-то вечером он запоздал. И приезжает к нему человек подковать лошадь. Он приготовил все: «Давай, говорит, сюда коней». Тот привел, а ноги-то у коней человечьи. Это, видно, черт и приехал на утопленниках. Кузнец и прибежал домой без языка. Вот все говорят, что черт на утопленниках катается. Утонут да удавятся самое плохое дело, на них черти воду возят (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
39. Жила я в Пинеге. Была я девушкой, в школе учительницей работала. А жить было негде. Нашла я старушку, она меня пустила. Сказала: «Помогать будешь проживем». Так и жили, ни вместе, ни отдельно. Половина дома моя. В нацале декабря, 3 или 5, Екатерина, сестра, к ней приехала. Вецером надо было мне идти в свой дом, к урокам готовиться, лампа одна, у старушки осталась, ведь сестра приехала. И легла я спать. Дверь закрыла на крюцок. И вроде я еще не уснула. Вдруг слышу: двери открылись, закрылись, по газетам кто-то идет, а газеты были на пол постланы. Подходит кто-то к столу и нацинает вот так ступать. Никого не видно. Я вот так руки за голову положила. Звуки носовые появились: «У-У». И ко мне, к лицу самому подошло. Обратно, обратно. Прыг мне на ноги. И сразу такую тяжесть на ногах. Катится, катится под мышки. Думаю, сейчас спрошу, к худу или к добру? А он: «Хутто, хутто!» «Неужели к худу?» Ясно: «К хутту». Я вскоцила, дверь толкнула, а дверь-то на крюцке. Забежала к старушкам: «Бабушка, там пришел кто-то, а дверь была на крюцке». «Бог с тобой, полезай на пець». А потом говорит: «В этом годе цего-нибудь будет». И в сентябре умер дедушка у нас. Он уж плохой был. Бабушка пришла ноцевать ко мне. Он к дверям моим пришел, говорит голосом таким: «Умираю». Мы побежали скорей, а он и не вставал, лежит уж помер. Какая-то сила есть. Вот как навалится тяжело, давит что-то. Бабушка говорит: «Он к тебе зашел с плацем». Спрашиваю: «А поцему именно мне?» «Ему выгодно, видно, было в этот момент прийти сказать» (Архангельская обл., Каргопольский район, Кононово, 1989).
40. Когда мы сгорели, мне приснились отец, мать и тетка. Они все давно уж померши были. Они пришли в черном во всем и легли на пол и зовут меня к ним лечь. А я говорю: «Да нет, я лягу здесь, с Сережей». Они три раза меня звали, а я не иду к ним. Сон-то этот и сбылся. Все сгорело, а остались только я с Сережей. А если бия пошла к ним, так и я сгорела б (Новгородская обл., Любытинский район, Плоское, 1986).
41. Бывало, приходят; как покойника увезут и говорят: «Ух-нету! Ух-нету! Был и нету!» Это, чтобы покойника не бояться.
Вот у меня сестра умерши, о сорока двух годах. У ей шестеро осталось. Девушка одна из них, ходила, наверно, в пятый класс. Ковда они играли, там, около лужи, она и склонилася: «Ой, мамка там! Мамка идет!» А потом она скорчилась и потерялась (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
42. Я вам расскажу, когда мой дед помирал, вот как он перед смертью. Ходит все время и сидит, глядит в угол. Глядит, глядит, говорит: «Матка, погляди-ка ты». Я говорю: «Кото-то ты в угол-то все глядишь, уставивши». А он говорит: «Погляди-ка ты, какие цветы-то красивые, от, говорит, и гляжу на них, на эти цветы». А я ужо и побоялась его гневить, говорю: «Да и правда, какой красивый букет, ну, красотища!» и сама-то туда гляжу. Глядела, глядела, потом он и говорит: «Погляди-ка ты, говорит, на лозину (перед домом за дорогой росла), как это занесло их, говорит, и на конях, привязывают прямо на лозинах, погляди-ко, как выделываются мужики-та». А мне тут-то смешно стало: «Да иде ж ты видишь, дед?» «Да вот, говорит, вси соскочили, вси побежали на могилки» . Я уж тут его стала бояться, дед уже мертвецов видит. Потом раз прихожу я: «Куда карты-то дела?» Я говорю: «Какие карты-то?» «Да вот сейчас наши мужики приходили». «Какие наши?» «Которые наши все деревенские». Я говорю: «А хто особенно?» «Да вот которые умерши». Он мне всех и пересчитал. Говорит: «Пришли, зовут меня». Я говорю:
«А куда ж они тебя зовут?» «А на лесозаготовки». Я говорю: «А что ты им сказал?» «А я, говорит, сказал, что я готов на лесозаготовки». «А они тебе что?» «Оны, говорит, мне сказали, что приказу нет, придет приказ, мы за тобой придем». И четверг и пятницу мне все так говорил. И от за ним пришли. Пришли это за ним в два часа ночи. Он начал справляться. На ногах справляется. Побежал на веранду, приносит оттули пинжачок летний, еще один принес, положил на подушку. Потом мне говорит: «Положи мне карты на скамейку». Положила. «Дай мне закурить». Я закурить дала, а ведь не курил. «Ну заложи мне ноги на кровать», что у него ноги как бревна были. И говорит: «Ну вот и все, сделал крестики вот так на руках, за мной пришли. Вот там все, я собрал, справил на лесозаготовки». А я-то говорю: «Дед, да никак ты меня оставляешь?» Уж он: «Алля, алля» доволен, доволен. Слезы покатились, покатились, все умер. Ведь собрал все, сложил, даже духи положил, одеколон под подушку. А я говорю: «Дай-ка, а то выльешь». Я спиртом все его натирала (Новгородская обл., Пестовский район, Рукаты, 1990).