В истории изучения «Джангара» встречались утверждения, что калмыцкий эпос возник под влиянием иранского эпоса и тибетско-монгольского «Гэсэра».
Культурно-исторические взаимовлияния народов являются вполне закономерными, и ойраты на протяжении своего исторического существования (считая даже только с XIII века) имели связи с разными народами Азии и Европы. Поэтому нельзя отрицать таких заимствований.
Интересно при этом отметить, что и А. А. Бобровников и Б. Я. Владимирцов, отдавшие дань теории заимствования, все же перед лицом действительных фактов вынуждены были прийти к выводу, что «Джангариада» «является действительно национальной поэмой».
Исследования «Джангариады» академиком С. А. Козиным полностью подтвердили самобытность и относительную древность ойратско-калмыцкого эпоса.
«Джангар» привлекал внимание и исследователей русского фольклора, которые находили много общего у «Джангара» с русским богатырским эпосом былинами. Однако сравнение в целях выяснения, кто у кого что заимствовал и чей эпос оригинальный, не выясняет народной сущности эпоса и не оправдывается советской фольклористикой. Такое сравнение является методическим орудием либерально-буржуазной фольклористики. Сравнительно-исторический метод может быть полезен в истории
изучения эпоса близких, родственных народов, например, славянских, тюркских, монгольских и др.
Сопоставление сходных фактов в эпосе разных народов также может быть полезно, когда оно служит не самоцелью, а средством, указывающим на обогащение национальной основы творчества и на общие пути в развитии героического эпоса.
В этом плане академик Ю. М. Соколов указывал, что в «Джангаре» и русском былинном эпосе имеется много общего.
Ю. М. Соколов считает, что калмыцкий эпос по общему своему характеру и по своей жанровой природе ближе всего стоит к русским былинам. Близость к эпосу других монгольских народов вполне закономерна, и Ю. М. Соколок оставляет это в стороне. В сходстве с русскими былинами бросается в глаза прежде всего общий принцип объединения различных песен вокруг одного лица и одного географического пункта: в русских былинах вокруг Киевского великого князя Владимира Красного Солнышка, в калмыцком эпосе вокруг великого нойона (князя) Джангра и счастливой страны Бумбы.
И в русском и в калмыцком эпосе герои характеризуются яркими устойчивыми чертами. Как в русских былинах Илья Муромец определяется непоколебимой честностью и бесстрашием, Добрыня Никитич образованностью, «вежливостью», Алеша Попович смелостью, Чурило Пленкович красотой и щеголеватостью, так в калмыцком эпосе Хонгр наделен несравнимой ни с кем храбростью, Алтан Цеджи мудростью и прозорливостью, Савар Тяжелорукий силою, Санал выносливостью, «златоуст» Ке Джилган красноречием и т. д.
Широкая устойчивая типизация является характерной чертой обоих эпосов.
И в русских былинах и в калмыцком «Джангаре», можно сказать, все типизировано: описание пира богатырей, их состязаний и поединков, описание их жилищ, одежды, вооружения, коня, богатырской поездки, богатырского сна, мужской и женской красоты, детства и старости, мужества и трусости, гнева и сострадания, вражды и дружбы.
Принципы контраста и гиперболизма, присущие эпическому стилю всех народов, в «Джангариаде» поражают своими грандиозными масштабами.
Особенностью калмыцкого эпоса является любовное отношение героев эпоса к коню. Едва ли найдется еще другой какой-либо эпос, где бы столько внимания было уделено коню, уходу за ним, его повадкам, его красоте, его боевым качествам.
Как картинно, например, описывается боевой конь Хонгра Лыско:
В отношении
отмеченного сходства в циклизации русского и калмыцкого эпосов академик Б. Я. Владимирцов считает, «что калмыцкий эпос в своем развитии перешел те формы, в которых судьба оставила русские былины. Дело в том, что в Джангаре гораздо больше внутреннего сходства действия отдельных поэм-песен, они связаны не только внешней связью одним и тем же ханом, каждая из них является естественным продолжением, развитием предыдущей, почти не встречается противоречий».
Творческая самобытность калмыцкого эпоса подтверждается и подробным и любовным описанием предметов культуры и быта, предметов, созданных руками человека, зданий, оружия, одежды, украшений и т. п. Детальное описание таких предметов дает возможность выяснить характер калмыцкой народной эстетики.
Вторая важная проблема «Джангариады» ее историчность, как и первая проблема самобытности и народности, также была в центре внимания всех наших монголистов, которые занимались изучением ойратско-калмыцкого героического эпоса.