Так, всё, до самого самолета никакой болтовни, а то я от дороги отвлекаюсь. Предупредил Матвей Леонидович. А ты, Александр, поработай штурманом, засекай ухабы заранее, издалека, а то у меня зрение уже не очень.
С такой видимостью можно и с закрытыми глазами ехать. Посетовал инженер. Постараюсь, но результат не гарантирую.
Поселок кардинально поменялся. Он вообще не походил на тот, которым был еще вчера. Матвей чуть не потерялся на перекрестках незнакомых улиц. Кроме того он начал проникаться глубиной катастрофы, когда увидел лежащие во дворах накрытые трупы. Те, кого смогли достать из завалов. Вкупе с мрачной погодой, мрачные мысли томили душу. Сколько жизней оборвалось внезапно, и сколько среди них было детей. Матвей посмотрел на внука, лицо которого светилось от экрана телефона, в который он выставился и пообещал себе любыми путями вернуть его родителям живого и здорового.
Яма. Скомандовал Александр и автоматически уперся ногами в пол, как будто у него имелась запасная педаль тормоза.
Матвей затормозил, но колеса не особо цеплялись за грязный асфальт. Их снова жестко тряхнуло. В подвеске машины появился
хрюкающий звук, появляющийся на любой неровности.
Похоже, сайлентблок вылез или порвался. Решил Александр. У меня так было, когда троллейбус машину к бордюру прижал, и пришлось выбирать, кого задеть.
Плевать, нам лишь бы до самолета доехать. Матвей решил, что машина ему больше не понадобится.
Если мир постигла глобальная катастрофа, зачем ему проблемы с бензином, с поиском запчастей. Он был уверен, что не вернется в поселок после того как передаст Тимофея родителям. Зачем ему топать почти две тысячи километров назад, когда правильнее держаться вместе с родными. Супруга его поняла бы и никогда не стала бы настаивать на возвращении. Жалко дом, где они прожили счастливо, но Матвей чувствовал, что она и сейчас рядом и помогает ему в вопросах, на которые он не знает ответ.
Молния сверкнула прямо перед машиной, аж глаза обожгло ярким светом. Гром мощно сотряс пространство, вытряхнув из туч лишнюю влагу. Перед машиной возникла стена дождя с видимостью в несколько метров. Свет фар упирался в нее, отражался и делал дорогу совсем не просматриваемой.
Сейчас закончится. Уверенно заявил Александр. Этот ливень вызван сотрясением от грома.
Он был прав. Ливень закончился через несколько минут, и стало светлее, чем было до этого. По дорогам, через них, по обочинам, бежали бурные грязные потоки. С дворов выносило грязь и мусор, и даже труп мужчины. Он перекатился через дорогу и упал в огромную лужу на обочине. Скорее всего, у этого человека еще вчера все было замечательно в жизни, а сегодня он лежал в луже, и никому не было до него дела.
Поселок, наконец, закончился. Последствия катастрофы вогнали Матвея Леонидовича в депрессию. Он физически ощущал коллективную скорбь людей, потерявших близких, чувствовал грядущее запустение и страх. Если катастрофа была именно такой, какой ее рисовали по радио, то живые вполне могли позавидовать мертвым. Впереди им предстояли тяжелые годы выживания, борьба за пищу, одежду, крышу над головой и время совершать тяжелый моральный выбор, то, чего они разучились делать, живя комфортно.
Дорога до работы заняла минут десять. Если не считать объезда провала, перерезавшего проезжую часть, то она вполне годилась для поездок на машинах с хорошим клиренсом и крепкой подвеской. Дыра, в которую свалились ангары, сделалась еще шире. В нее стекали многочисленные дождевые потоки, собирающие грязь, строительный мусор, автомобили, заборы и прочие свидетельства цивилизации.
Матвей переехал повалившийся забор рядом с проходной. Миновал диспетчерскую и выехал на волнистую «взлетку». Она пережила катастрофу относительно неплохо и для взлета годилась намного лучше рыхлой стерни, напитавшейся влагой. Матвей Леонидович по памяти доехал до самолета, минуя расщелины. Колеса вязли в грязи, но благодаря тому, что в почве остались корни растений, скрепляющих ее, машина проваливалась неглубоко. На пониженной передаче, воя коробкой и раздаткой, «Нива» дотянула до «Байкала», одиноко мокнущего под дождем.
Тебе, наверное, инструмент нужен? Поинтересовался Матвей у инженера.
Все свое ношу с собой. Александр похлопал по рюкзачку, который всегда был при нем. Сидите тут, как сделаю, дам знать.
Только бы получилось. Матвей сложил ладони.
Грушу можно? Попросил инженер.
Чего? Не понял Матвей.
Грушу для того, чтобы фруктоза напитала мозг, чтобы заставить его думать. Пояснил Александр.
А, понял. Тимоха, дай грушу.
Внук нырнул в багажник, нашарил фрукт и протянул Александру. Инженер положил ее в карман, закрыл дверь и, прикрываясь от дождя рюкзаком, забрался в самолет. Дождь почти прекратился, туман посветлел, а вместе с ним пожелтела блёклая ячменная стерня. Тиски депрессии, сжимающие душу, ослабли. Матвей вздохнул, вытянул ноги и откинул спинку сиденья.
Слышь, игрок, дай мне тоже грушу. Попросил он внука.
Что, думать собрался? Поддел Тимофей деда.
И это тоже.
Матвей Леонидович получил грушу и откусил сочную плоть. Вначале он жевал лениво, но чем ближе к концу, тем торопливее. Доел и вышел из машины наружу. Походил вокруг, подпрыгивая на месте, затем вернулся и долго очищал подошвы от налипшей грязи.