Когда он расстегнул ворот рубашки, из-под нее выпал лоскуток бумаги и полетел на пол. Это была записка Джеммы, которую он носил весь день на груди. Он поднял ее, развернул и поцеловал; потом стал снова складывать листок со смутным сознанием, что он сделал что-то неподходящее, и в этот момент заметил на обороте приписку, которой раньше не читал: «Непременно будьте у нас, и как можно скорее: я хочу познакомить вас с Боллой, он здесь, и мы каждый день читаем вместе».
Горячая краска залила лицо Артура, когда он прочел эти строки.
«Вечно этот Болла! Что он опять делает в Ливорно? И с чего это Джемме вздумалось читать вместе с ним? Что ее прельщает в его контрабандных делах? Он ее совсем околдовал. Уже в январе на собрании было заметно, что он влюблен в нее. Потому-то он и говорил тогда с таким жаром! А теперь он подле нее, читает с ней каждый день».
Порывистым жестом Артур отбросил в сторону записку и снова опустился на колени перед распятием.
И это душа, готовившаяся принять отпущение грехов, пасхальное причастие, душа, которая должна примириться с собой, со всем миром, с Господом! Эта душа способна на низкую ревность, на грязные подозрения, способна питать мелкую зависть, да еще к товарищу! В порыве самобичевания он закрыл лицо руками. Всего пять минут тому назад он носился с мечтами о мученичестве, а теперь стоит как преступник, и совесть уличает его.
Утром в четверг он вошел в часовню семинарии и застал отца Карди одного. Прочтя Символ веры, он сейчас же стал говорить о своем душевном падении прошлой ночи.
Отец мой, я грешен грешен в ревности, в злобе, в недостойных мыслях о человеке, который не сделал мне никакого зла.
Отец Карди отлично понимал, с кем он имеет дело. Он мягко сказал:
Вы мне не все открыли, сын мой.
Отец! Того, к кому я питаю нехристианские чувства, я должен особенно любить, особенно уважать.
Вы связаны с ним кровными узами?
Еще теснее, еще крепче!
То есть как, сын мой?
Я связан с ним узами товарищества.
Товарищества? В чем?
В великой и священной работе.
Последовала небольшая пауза.
И ваша злоба к этому товарищу, ваша зависть к нему вызвана успехом его в этой работе, успехом, более громким, чем ваш?
Да, отчасти. Я позавидовал его опытности, за которую все его ценят. А кроме того я думал Я боялся, что он отнимет у меня любовь той девушки, которую я люблю.
А девушка, которую вы любите, дочь святой церкви?
Нет, она протестантка.
Еретичка?
Артур стиснул руки в отчаянии.
Да, еретичка, повторил он. Мы вместе воспитывались. Наши матери были друзьями. И вот я позавидовал ему, так как видел, что и он любит ее. И еще
Сын мой, не спеша, серьезным тоном заговорил отец Карди, помолчав, вы еще не все мне открыли. У вас на сердце есть что-то поважнее.
Отец, я
Артур запнулся и снова замолчал. Отец-исповедник ожидал, пока он заговорит.
Я позавидовал ему потому, что организация «Молодая Италия», к которой я принадлежу
Да?
Организация доверила ему одно дело, а я надеялся, что оно будет поручено мне. Я считал себя особенно пригодным для него.
Какое же это дело?
Прием книг с пароходов, политических книг. Их нужно было взять с парохода, а потом подыскать в городе помещение, где можно было бы их спрятать.
И эту работу организация передала сопернику?
Передала Болле, и этому я позавидовал.
А он, со своей стороны, ни в чем не подавал вам повода к неприязни? Вы не обвиняете его в небрежном отношении к той миссии, которую возложили на него?
Нет, отец. Он действовал смело и самоотверженно. Он истинный патриот, и я должен бы питать к нему любовь и уважение.
Отец Карди что-то обдумывал.
Сын мой, если душу вашу озарил новый свет, если в ней родилась мечта о великой работе на благо ваших собратьев, если вы надеетесь облегчить бремя усталых и угнетенных, то подумайте, как вы относитесь к самому драгоценному дару Господню. Все блага дело Его рук. И рождение ваше в новую жизнь от Него же. Если вы обрели путь к жертве, нашли дорогу, которая ведет к миру; если вы соединились с любимыми вами товарищами, чтобы принести освобождение тем, кто втайне льет слезы и скорбит о своей горькой доле, то позаботьтесь, чтобы ваша душа была свободна от зависти и страстей, а ваше сердце было алтарем, где неугасимо горит священный огонь. Помните, что это святое
и великое дело, и сердцу, которое проникнется им, должны быть чужды своекорыстные помыслы. Это призвание, так же, как и призвание служителя церкви, не должно зависеть от любви к женщине, от скоропреходящих увлечений. Оно «во имя Бога и народа, теперь и навсегда».
А! Артур всплеснул руками, пораженный.
Он чуть не разрыдался, услыхав знакомый лозунг.
Отец мой, вы даете нам благословение церкви! С нами Христос.
Сын мой, торжественно ответил священник, Христос изгнал менял из храма, ибо дом Его дом молитвы, а они его сделали вертепом разбойников.
После долгого молчания Артур с дрожью в голосе прошептал:
И Италия будет храмом Его, когда их изгонят
Он остановился. В ответ раздался мягкий голос:
«Земля и все ее богатства Мои», сказал Господь.