В его вещах не нашли ничего, пояснил воин. Он этот кошель закопал. Водой землю пролили, царь. Только так и увидели, где он его зарыл.
Мне это подбросили! крикнул бледный как мел Паламед. Это Одиссей все! Он меня погубил! Вражда у нас!
Камнями его побить! заорал Одиссей. Из-за него наши корабли топят! Из на него все отряды, которые за едой уходят, из засад бьют! Он это!
О-он! страшно заорали разъяренные воины, обступившие ставку ванакса. Мы это серебро хорошо знаем! Это царя Сифноса серебро! Там еще башка бычья и крючки какие-то сзади.
Побить камнями предателя, кивнул Агамемнон, и ошалевшего от свалившейся на него беды Паламеда потащили к стене лагеря, образовав полукруг из воинов, которых корежило от ненависти. Люди всегда готовы поверить в самое худшее, когда ситуация такая, как сейчас. Они хотят найти виновного в их бедах, и им очень вовремя подсунули его. И даже то, что Паламед храбро сражался в одном строю с ними, уже не имело никакого значения.
Я не виноват! Одиссей погубил меня! крикнул Паламед, но его крик потонул в страшном зверином вопле.
Получи, сволочь! заорал царь Итаки и первым бросил камень, разбивший лицо эвбейского царя. Тот схватился за окровавленный лоб и завыл от страшного унижения, но в него уже полетели десятки других камней, которые похоронили его под своей тяжестью за считаные минуты.
Так погиб отважный воин и умнейший из данайских царей, который оказался слишком наивен и прям. Он недооценил жажду мести того, с кем воевал вместе плечом к плечу. Паламед уже успел выбросить из головы недоразумение на Итаке, да только Одиссей ничего не забыл. Он не любил прощать обид. А еще он всей душой хотел покинуть это проклятое место. Царь Итаки пошел в дальний угол лагеря, где из досок наполовину сгоревших кораблей собирали какую-то странную повозку. Осталось совсем немного, день-два, и она будет готова. Ведь он понял, зачем этот паренек приехал в лагерь. Слишком быстрые у него глаза для того, кто просто принес весть. Он уже увидел, где стоят шатры царей, где сложена добыча, и где дымят походные кузни. Царь Эней теперь знает, как запирают ворота лагеря изнутри и сколько стражи около них стоит. И он точно знает, сколько костров, около которых сидят воины, приходится на те, что потухли навсегда.
Одиссей сплюнул и пошел быстрее. Желание покинуть эту проклятую землю стало еще сильнее.
Это был волшебный день, и еще никогда Феано не была так счастлива. Она уже несколько дней почти не расставалась с госпожой. Они обедали вместе и вместе ткали, перемывая косточки всем бабам острова. Феано рассказала ей все микенские сплетни годичной давности, а Креуса заразительно хохотала и всплескивала руками, не веря ей. Бывшая рабыня только сейчас узнала, как теперь прилично есть благородным. Небольшой трезубец с затупленными кончиками был сделан из чистого золота, и Креуса довольно ловко управлялась им, забрасывая в рот куски мяса и лепешки, которую макала в подливу. На недоуменный взгляд Феано царица пояснила:
Так мы славим своего бога Поседао, повелителя моря и сотрясателя тверди земной. Трезубец его знак.
Надо же протянула Феано и тоже взяла вилку, попробовав наколоть ей кусок козлятины с ароматными травами. Хм-м, это очень удобно, госпожа! И пальцы остаются чистыми. Сколько раз я хватала платье грязной рукой. Едва отстирывала. Жалко, хоть плачь!
Я тебя так понимаю, дорогая! пухленькое, наивное лицо Креусы лучилось совершенно искренним участием. Когда платье красивое, это так обидно.
Им подали еще хлеба, вина и оливок. В отсутствие
мужа царица питалась просто, будучи к еде совершенно равнодушной. Только сладости на египетском меду она любила больше жизни и нещадно погоняла Филона, требуя развести пчел поскорее. Ей из собственных угодий меда пока не доставалось.
Пойдем, милочка, в мои покои, сказала ей Креуса. Я тебе такое полотно покажу, ты просто обзавидуешься. Я его еще никому не показывала, пока оно не было готово. Таких цветов не ткала даже басилейя Хеленэ, а я давно слышала о ее мастерстве.
Феано зябко передернула плечами при упоминании ненавистного имени и безропотно пошла в покои царицы, где и впрямь увидела натянутую на станке ткань с цветами немыслимой красоты. Алые маки распускали свои лепестки, а капельки росы, сделанные из крошечных жемчужин, казались живыми, переливаясь нежным блеском в лучах закатного солнца. Феано ахнула. Ей даже притворяться не пришлось. Этой работе цены нет, и невысокая пухленькая Креуса лучилась законной гордостью.
Это так прекрасно, госпожа, выдохнула Феано, представляя себя в таком платье. Да Эней от нее глаз не оторвет, когда увидит.
Садись, показала Креуса на соседний станок. Надо хотя бы пол-локтя соткать до темноты. Негоже женщинам царского рода проводить время в праздности. Ты умеешь вязать?
Нет, госпожа, отчаянно покраснела Феано, зная, что все состоятельные женщины острова день-деньской стрекочут спицами, одевая свою родню в дорогущую, невероятно теплую шерсть.
Я тебя научу, милочка! махнула пухлой ручкой Креуса. Возьми вон тот клубок со спицами. Смотри! Раз петелька, два петелька