Теперь Феано знала точно, чего хочет. Ведь в микенском дворце она слышала немало о тех порядках, что приняты на востоке. Там женщины не сидят затворницами, как здесь, в захолустной Аххияве. Они владеют имуществом, подобно мужам, а уж царицы хеттов и вовсе имеют настоящую власть. У них даже чиновники свои есть, и собственная печать. Они пишут другим владыкам и отдают приказы тысячам людей. Вот и она тоже хочет так.
Трижды три, бормотала она, поглядывая на лист папируса. Девять! Трижды четыре один и два. Забыла!
Она посчитала собственные пальцы, нашла целый десяток, потом загнула еще два пальца и радостно воскликнула.
Двенадцать! Дюжина! Вот я глупая. Я же знаю, что три раза по четыре это дюжина. Трижды пять Дюжина и еще три. Это две руки пальцев и еще одна рука. Пятнадцать же! Мегапенф, радость моя. Твоя мама знает, что молодость и красота не вечны. Маме нужно устраивать свою жизнь. На твоего отца надежда слабая. Он у нас тот еще кобель, а Спарта та еще дыра. Мамочке здесь нравится. Только вот дворец маловат. Она хочет себе побольше. Как в Микенах.
Феано задумалась ненадолго, а потом ее лицо
озарила улыбка.
Мама вот что сделает, сыночек! Совсем скоро в Трою пойдет корабль с сушеной рыбой и жалованием воинам. Мама в лепешку расшибется, но напишет письмо своему господину. Вот он удивится-то! Его жена точно так не сумеет.
Изрезанный скалистыми бухтами берег острова встретил нас паникой и суетой. Люди, видя с холмов мой флот, бежали за крепостные стены и уводили скотину в горы. Городок, спрятанный в глубоком заливе, который, свою очередь, прятался еще в одном заливе, как в матрешке, с борта корабля не виден вовсе. В этом и есть прелесть жизни на островах Эгейского моря. Ты смотришь прямо на то самое проклятое пиратское гнездо, но найти его не можешь, даже проплывая мимо. Для этого нужно сунуть свой нос в каждую бухту, которых тут без счета, и попутно умудриться сохранить в целости днище своего корабля. Ведь здешние воды усеяны острыми скалами, ведущими собственную охоту на кормчих, пришедших сюда впервые. К счастью, со мной был Палинур, который море у берегов Вилусы знал как свои пять пальцев. А уж на Лемносе он и вовсе бывал множество раз. Он здесь даже ночью найдет путь, если понадобится.
Лемнос большой, в разы больше Сифноса. Он населен пеласгами, которых еще не прогнали вездесущие ахейцы, но власть микенских царей тут признают. Вот, даже торгуют с ними, обеспечивая продовольствием и вином. Сотни людей вывезены сюда для продажи, многие таланты меди и бронзы, ткани, одежда и даже мебель. Лемносцы не пошли воевать, но нажиться на этой войне смогли.
Абарис! скомандовал я, разглядывая убогую крепостцу без башен, зубцов и каких-либо иных фортификационных изысков. Серьезная твердыня для здешних мест. Камнеметы ставьте и рогатки у ворот. Чтобы муха не выскочила.
А гонца не будем посылать? удивился тот.
Сами пришлют, махнул я рукой. Лучше день пострелять, чем неделю уговаривать.
Сценарий у нас уже был отработан, и вскоре ошалевшие горожане, непривычные к потоку камней, летящих с неба, запросили переговоры. У них и выбора не было. В столице (если можно было так назвать это селение на холме), жило людей примерно столько же, сколько привел сюда я. А постные физиономии уважаемых людей свидетельствовали, что о сопротивлении они особенно и не помышляли. На всем немалом острове живет тысяч пять народу, из которых едва ли десятая часть способна взять в руки копье. И три четверти из этих людей прячется в горах и наблюдает за нами прямо сейчас, не слишком-то желая получить свою порцию железа. Им незачем воевать с нами. Мы их не трогаем, и они не трогают нас. Люди тут торговые, прагматичные, и отморозков по типу Портоса, который говорил «я дерусь, потому что дерусь» немного. Такие редко доживают до цветущего возраста, получая свое еще в юности.
Царь Евн вопрошает тебя, чужеземец, патетически выпятил грудь белобородый старец в грязноватом хитоне. Зачем ты пришел, не убоявшись гнева повелителя Аххиявы? Разве ты не знаешь, что мой царь сын ему?
Да плевать я хотел и на повелителя Аххиявы, и на твоего Евна, честно признался я. У вас времени до заката. Вы отдаете всех пленников, что наменяли в ахейском лагере, всю медь, всю бронзу и олово. Даете ткани на сто хитонов, две тысячи мешков зерна, сто кувшинов масла, триста баранов и двести кувшинов вина. Царь Евн признает себя моим сыном и отдает мне всю свою казну.
А если мы не согласимся? озадаченно посмотрел на меня старец, слегка удивленный размером моих притязаний.
Если не согласитесь, то завтра до полудня я зайду в город, и тогда живые позавидуют мертвым, равнодушно пожал я плечами. Вы даете еду ахейцам, которые разоряют мою страну. Так почему я должен жалеть вас? За то, что вы сотворили, вашим женщинам светит рабский рынок, а вам самим смерть от железа.
Да что мы сделали такого? возмущенно посмотрел на меня старик. Мы просто торгуем! За что ты хочешь нас покарать, царь?
Вы встали не на ту сторону в чужой войне, похлопал я его по плечу. И теперь вам придется за это заплатить. Возвращайся, уважаемый, и передай своему царю то, что я тебе только что сказал. Либо он платит мне дань, либо я возьму город и все, что в нем есть. Иди, разговор окончен.