Стараясь не останавливать взгляд на иссеченном, окровавленном лице сержанта, Громов быстро извлек его документы и подобрал валявшийся рядом, возле камня, планшет. Очевидно, в последние минуты жизни сержант пытался спрятать его, но не успел. А в планшете, наверняка, пакет не зря же ефрейтор был вооружен автоматом. То, что они взяли себе в попутчики незнакомого лейтенанта, конечно же было явным нарушением инструкции. Кроме всего прочего, война должна была научить их еще и осторожности. Да только не успела.
Перебежками приблизившись к валуну, за которым лежал десантник, Громов убедился, что тот тоже мертв. Пуля попала в шею, и он просто-напросто истек кровью.
Эй, военный, заставил его содрогнуться чей-то звонкий, почти мальчишеский голос, доносившийся словно бы из поднебесья, живой?!
Живой, как видишь!
Там, наверху, широко расставив ноги, стоял боец с пулеметом в руках. Отсюда, снизу, он был похож на невнушительную, совершенно нелепую статую бездарного скульптора.
А ведь бывает же! Не зря, значит, старались.
Где сейчас фашисты?
Как где? К горе их прижали. Палят они, конечно, как на стрельбище. Но долго им не продержаться. Да и осталось-то их трое-четверо, не больше.
Божественно, полутомно повел подбородком лейтенант. Будем считать, что фронтовое крещение удалось.
А это кто? поинтересовался пулеметчик, спускаясь склоном оврага к Громову и, только теперь поняв, что имеет дело с командиром, добавил: товарищ лейтенант?
Один из них, в тыл к нам засланный.
Громов расстегнул окровавленный маскхалат, но, к своему удивлению, вместо мундира увидел ношенный, до бесцветности выцветший крестьянский пиджак и застиранную, расстегнутую на груди рубашку.
Во, гад! изумился пулеметчик, склонившись над убитым. Отбросил бы он этот балахон и автомат никогда и не подумал бы
На это и расчет.
Еще и по-русски, наверное, «шпрехал», как считаешь?
У них это предусмотрено. В случае неудачи раствориться среди гражданского населения, засесть, притаиться где-нибудь на чердаке сельского дома
Как и следовало ожидать, документов у десантника не оказалось. Его настоящие не должны были попасть к русским, а советские он обязан был раздобыть себе здесь, в тылу.
Перевернув немца, Громов выхватил у него из-за поясного ремня пистолет, достал и положил в карман две запасные обоймы, прихватил автомат.
Оружие и документы мотоциклиста, коротко приказал пулеметчику, и, пока тот, отложив пулемет, выполнял приказ, изъял у фашиста и бросил себе в вещмешок два автоматных рожка с патронами.
Через несколько дней, когда он наверняка сам окажется в окружении, в тылу у фашистов, этот автомат еще может сослужить ему службу. Да и нужно было познакомить бойцов с оружием врага.
Последним был нож. Повертев его в руке, Андрей сунул себе за голенище: когда-нибудь он тоже пригодится.
Изъято, товарищ лейтенант.
Божественно.
Вас, я вижу, тянет к оружию.
Может оказаться, что вскоре будем считать каждый патрон. Ну да ладно, бери свою пушку, устало проговорил Громов, принимая у пулеметчика бумажник ефрейтора. Кстати, очень надежный механизм, добавил он, подумав о том, что не мешало бы иметь парочку «дегтярей» в каждом из дотов. Береги его.
Уже уходя, он в последний раз пристально взглянул в искаженное гримасой лицо десантника, но не потому, что хотелось запомнить его. Скорее, это получилось у него как-то непроизвольно, тем не менее он ощутил, что в душе его шевельнулось нечто похожее на жалость к человеку, чей жизненный путь прерван был столь неожиданно и мгновенно; и кто знает, сколько еще лежать ему здесь, в этом мрачном сыром овраге забытым и непогребенным.
К тому же это был первый увиденный и первый убитый им враг. Что ни говори, а свой смертный счет на этой войне он уже открыл. Теперь и помирать не так страшно, не так бессмысленно будет.
«А ведь где-нибудь и меня вот так же загонят в вечность небытия с грустью подумалось лейтенанту. Оставят лежать непогребенным».
Увешанные оружием, они быстро выбрались из оврага. На вершине Громов облегченно вздохнул и осмотрелся: вон они, кусты, из-за которых прогремела та роковая автоматная очередь, отсеченная ветка, следы мотоциклетных колес Что ни говори, а овраг стал их спасением. Организовывая засаду, фашисты явно не учли этого. Впрочем, они очень многое не учли, нападая на такую огромную страну. Огромную и сплоченную. И очень скоро они это поймут.
А в то же время мог ли он, комендант дота, предположить, что боевое крещение свое придется принимать не на передовой, не за бетонными стенами дота, а здесь, в ангельской тиши тылового леса? Но это случилось. И сейчас Громов лихорадочно анализировал ситуацию, действия противника и свои собственные. Урок и опыт, которые он мог извлечь из этого нападения, должны были стать продолжением его командирской подготовки суровой и отчаянно жестокой военной практикой.
Не знаешь, до ближайшего дота далеко? спросил он пулеметчика, обходя неестественно изогнутое тело другого убитого фашиста, возможно, как раз им, этим парнем, скошенного.
Километр, не больше.