Шрифт
Фон
К вопросу о полярных «волках»
Он в комнату ввалился
с тяжелым рюкзаком.
Дышал он в наши лица
медовым табаком.
Он улыбался пьяненько:
«Живем, брат, ничего!..»
Висел значок полярника
на кителе его.
Рассказывал про то,
как,
дороги не пробив,
застрял корабль в протоках
разлившейся Оби,
как он случайно спасся
у Каменных Дверей
и кончились запасы
подмокших сухарей.
Как он осилил ветер,
как он жилье нашел
и как убил
медведя
охотничьим ножом.
Об этом мы, наверно,
не знали ни черта
Но были мы уверены,
что нам он
не чета.
Посасывая трубку,
чтоб убедить верней,
показывал он
руку
и сизый шрам
на ней.
Учил,
как надо табаком
делиться
без обид,
как надо пить
одним глотком
неразведенный спирт.
Слова звучали веско,
солидные слова:
Мне Арктика известна
до тонкостей,
братва
И вот теперь внезапно,
хоть я и сам не рад,
я должен ехать завтра
по делу
в Ленинград.
Но тут Сережа Братников
прервал его:
Шалишь!
Да ты ж
неделю в Арктике.
О чем ты говоришь?!
Чего за рюмку
прячешься?
Иль не узнал меня?
Ведь ты в конторе
плачешься
уже четыре дня
Бежишь отсюда?
Ладно,
катись
переживем!
Таких, как ты,
обратно
умри,
не позовем!
Беги,
другим рассказывай,
другим втирай очки.
Валяй, в Крыму
показывай
полярные
значки!
Не надо делать драмы,
с нами не дури
Ответь мне лучше прямо:
струсил?
Говори!..
И тот пошел,
поехал:
мол, начал вдруг болеть
Мол, надо ж человека
когда-нибудь
жалеть
Приехал необдуманно
Почти что без вещей
А тут
метели дунули
И нелегко
Вообще
Мол, хоть и не партийный,
но знаю, что к чему
И ежели противно
здоровью
моему
Культурный, мол, не просто
В отличье от других
Ему сказали:
Брось ты!
Видали мы
таких!
И тем же самым вечером
морозною порой
из-за стола развенчанным
поднялся наш
«герой».
Он трубкой не попыхивал
и не смотрел на нас,
батон в рюкзак
запихивал,
наверно, в пятый раз.
Сказал перед уходом,
к нам обернувшись вдруг:
Сдыхайте,
коль охота.
А я махну
на юг!
Наплачетесь
попомните
Дверь щелкнула замком
И долго
пахло в комнате
прогорклым табаком.
Ушел самолет
Вам каждый второй расскажет
невыдуманную историю,
(об этом
не пишут в газетах,
песен об этом
не слышно),
но я видел сам однажды:
ушел самолет на Викторию.
Ушел самолет, покачиваясь.
Ушел самолет,
и крышка
Одиннадцать дней радисты
усталых глаз не смыкали.
Обшаривали пилоты
каждый клочок земли.
Людей,
потерпевших бедствие,
одиннадцать дней искали.
А на двенадцатый
утром
радировали:
«Нашли!»
Нашли?
Но тогда скажите,
зачем же, кусая губы,
начальник аэропорта
не смотрит в глаза другим?
Кому эти черные ленты?
Зачем же оркестр из клуба
в притихшем
маленьком зале
негромко играет гимн?..
Упругий морозный воздух
морзянка сечет на части,
земля беспокойно вздрагивает,
известием растревожена
И сообщают об этом
женам одним
да начальству.
Женам
так, как приказано.
Начальству
так, как положено
А в доме возле Арбата
матери верили снам.
Им снилась немая пустыня
без края и без конца.
Белесый сынишка штурмана
проплакал в тот день допоздна
под огромной картой Арктики
в кабинете отца
По-прежнему шли самолеты
трассой предельно трудной.
По-прежнему
долгим вьюгам
никто не хотел сдаваться
И над молчаливыми льдами,
над бесконечной тундрой
висели на ниточках звезды,
готовые
оборваться.
Летчики
Экипажу полярного летчика А. Старова
Грохали двери.
Люди вносили
в низкую комнату
пар светло-синий.
Только входили,
только вступали,
как заколдованные, засыпали
Спали пилоты.
Механики спали.
Спали
как будто впервые с рожденья,
спали
с невиданным наслажденьем.
Там, где попало.
Там, где упали.
За все предстоящие недосыпы
спали на совесть.
Взахлеб.
Но не вдоволь
Утром
они говорили:
«Спасибо!»
и снова были к полету готовы.
Снова ревели моторы призывно,
мерно подрагивая от напряженья.
Штурман в кабине
привычным движеньем
вешал над столиком карточку сына
Взвизгивали,
бесновались метели.
Черные тучи смертью грозили
Люди острили.
Люди
летели.
Делали дело.
Наград не просили.
В жизни такой
они толк понимали:
только по крупной
играя со смертью,
шли на посадку
где бы сломали
ногу
даже бывалые
черти!
Небо встречало их снегом и ливнем.
Небо пугало
Но в мире просторном
больше,
чем всяким приметам счастливым,
верили эти люди
моторам.
Мне бы
размах этих крыльев!
Мне бы
эту огромность бездонного неба!
Это святое презренье к покою.
Силу б такую.
Сердце такое.
Может, немногое
в жизни смогу я.
Только с собою
беру вместо клятвы
то, что сейчас повторяю,
смакуя:
Люди крылаты.
Люди крылаты
Бейся ж,
веселая песня,
в моторе
в дни снеговые,
в ночи сырые!..
Люди крылаты!
Крылаты!!
И горе
тому,
кто рискнет им подрезать
крылья.
Северное
Ты уйди!
Ты не стой на холоде.
По домам пора.
По домам.
Как накурено
в этом городе!
Навалился,
наполз туман.
Удивляются люди:
Откуда он
появился
этакой массою?!
Все густой пеленой окутано,
хоть руби,
хоть на хлеб намазывай!
Стали громкие фразы
невнятными.
Тротуары сделались
тесными.
Стали улицы
непонятными,
бесконечными,
неизвестными.
На себя не похожа
площадь
притаиться она решила.
Вот машина идет на ощупь,
еле двигается
машина.
Спотыкаясь,
не там сворачивая,
останавливаясь порою,
ходят люди,
будто незрячие,
руки выставив перед собою.
Озираются непонимающе,
повторяют:
Ну и туманище!..
Объясняя это явление,
эрудицией
жителей радуя,
обещает на завтра
радио
незначительное потепление.
Забирается стужа в валенки,
и слова застревают в горле.
Как накурено
в этом городе,
очень старом
и очень маленьком.
Арктическая болезнь
Шрифт
Фон