А может, и ничего страшного? Обидно, конечно, быть приговоренными жить хуже других, но, может, это и не трагично переживем? А там, глядишь, лет за 100 помаленьку и сравняемся, а не за 100, так за 200. Дался он нам, этот удельный ВВП! Ведь удельный ВВП прямо влияет всего лишь на уровень жизни военно-политическая мощь страны зависит исключительно (из экономических показателей) от ВВП общего. Это происходит потому, что уровень жизни людей зависит от того, сколько ресурсов приходится на одного жителя, а мощь государства от того, сколько их приходится на власть, которая присутствует в единственном экземпляре. Именно поэтому так опасаются в США растущей мощи Китая: по удельному ВВП Китаю даже приблизиться к Америке в ближайшее столетие не грозит (Китай при всех его успехах планирует догнать Россию не США по удельному ВВП только к 2005 году), но при вчетверо с лишним большем населении его общий ВВП уже сейчас составляет треть американского, а доля, находящаяся в распоряжении правительства, существенно выше. Так вот, по общему ВВП у нас еще хуже, потому что население у нас не больше, а, увы, меньше: по сравнению с Америкой в 2 раза, а со всем Западом (Америка плюс Европа, даже без Японии и иных) в 5 раз. Общий наш ВВП сейчас меньше американского не в 1012 раз, как удельный, а в 2025 (формально в 30). Вдумайтесь: соверши мы невозможное и догони США по ВВП на душу населения (для этого надо не удвоить ВВП, как приказывает президент Путин, а упятнадцатерить), наш общий ВВП, а следовательно, и военно-политическая мощь, будет в 5 (!) раз меньше, чем у западного блока. И консолидировать в руках власти существенно большую долю этого ВВП, как делал СССР, не получится это приводит к вышеупомянутым казусам с колбасой и как следствие к недовольству населения и его отказу поддерживать власть, в том числе и в ее противостоянии с реальными врагами государства. Да и никого нам тогда не догнать в рыночной экономике обязательным, хотя и недостаточным,
сложно даже без ссылки на традиционный русский менталитет, поскольку основывается на универсально базовой ценности: независимость нации и государства превыше всего. Любое же взаимодействие с окружающим миром есть вступление в зависимость от него, и чем сильнее взаимодействие, тем сильнее зависимость; в какой-то момент она становится критической, и для нас он уже наступил. При этом важно, что знак взаимодействия не существенен: страна, которая очень много экспортирует, так же зависима от других, как и та, что много импортирует, потому что в некий момент отказ покупать у нее товары обрушит ее экономику (в этом, кстати, ахиллесова пята китайской экономики). Жизненная необходимость автаркии для того, чтобы догнать и перегнать Запад, что принципиально невозможно в открытой экономике, также проистекает из императива национальной независимости. Сам поворот к автаркии должен включать увязанное по времени дестимулирование экспорта и импорта, с одной стороны, и вывоза и ввоза капитала с другой, то есть текущих и капитальных внешнеторговых операций. Наилучшим инструментом для всего этого, существенно более эффективным, чем таможня, является отмена конвертируемости рубля (внутренней), и вообще ужесточение валютного и в целом финансового регулирования, то есть упор на администрирование движения денег, а не товаров. Из ранее сказанного ясно, что таковое ужесточение предлагается только в части, касающейся бизнеса с внешним миром, и должно в обязательном порядке сопровождаться общей либерализацией и ослаблением контроля для бизнеса чисто внутреннего. Само ужесточение валютного регулирования должно включать обязательную 100-процентную продажу валютной выручки от экспорта (а еще лучше к переходу к экспорту исключительно за рубли) и разрешение приобретения валюты исключительно под импорт (то есть запрет ухода в открытую валютную позицию для извлечения курсовой прибыли) со строгим контролем этого. Само это приобретение должно делаться только у государства (собственно, если у экспортеров нет валюты, так больше и не у кого) и по курсу, заниженному по отношению к рублю. Лучше, если курс был бы жестким (не плавающим), изменяемым не чаще, чем объявлено заранее, поскольку нерыночное его определение делает почти невозможным влияние на него, а следовательно на нашу экономику, внешних сил, что есть самоценность. Но это возможно, только если придумать внятный и объективный, причем не через взятки, механизм определения того, кто из желающих быть импортерами купит валюту, а если не удастся, то придется все-таки определять его на торгах, устраиваемых государством. Возможно возрождение множественных валютных курсов, прямое или косвенное (через введение акцизов на те или иные группы импортных товаров или услуг или на типы сделок). Не надо пугаться того, что множественность курсов была анафемой для либеральных экономистов начала 90-х это всего лишь означает, что излагаемая здесь концепция противоположна воззрениям тех либеральных экономистов, не говоря уж о том, что жупелы вчерашнего дня редко актуальны для дня сегодняшнего. Принцип для определения приоритетности дестимулирования импорта должен быть таков: производится ли нечто в стране сейчас (имеется в виду сопоставимого качества), а если нет, то может ли такое производство начаться и в какие сроки.