Потому что они знают своих родителей, а я нет.
Переход из административного корпуса заканчивался в холле общаги, куда вела скрипучая железная дверь. Я остановился, прислушиваясь: голосов пацанвы слышно не было, путь свободен.
Явился-на, сказала Кагринаковна, пряча под вахтерскую стойку бутылку портвейна. Миша-Миша, еле дыша!
Эта старая зеленокожая снага только и знала, что заливаться винищем. Плевать ей было на камеры и на экраны, тем более, что половина из них не работала. И мы это знали, и администрация знала, что мы знаем, и ничего не делала. Я всегда подозревал, что они осознанно провоцируют весь этот беспредел, но зачем вот этого понять не мог.
Дышит, сказал я. Правильно говорить не «дыша», а «дышит». И «дышит» с Михаилом Федоровичем Титовым не рифмуется.
Что-то из меня сегодня все это прет-то? Наверное от безысходности. Типа, двум смертям не бывать, и все такое прочее.
В жопу-ска можешь себе свои умности засунуть-на, предложила орчанка-вахтерша.
Она проводила меня тяжелым взглядом, явно сетуя, что я прервал ее ежевечерний ритуал, и только я свернул к лестнице на этажи тут же зазвенела бутылкой и граненым стаканом, послышалось бульканье.
Стоило мне заглянуть в коридор второго этажа, где проживала наша первая группа, как в неосвещенном конце коридора, у окна, послышался спешный звук шагов. Они меня ждали! В груди противно заныло: честно говоря, я хоть и не верил, что эта четверка убьет меня, но покалечить-то могут. Отправляться в нашу интернатскую больничку, где нет ни симпатичных медсестер, ни интересных книжек, мне не хотелось, а вариантов победить я не видел. Наивно было бы думать, что в момент смертельной опасности произойдет инициация: в эти байки я не верил. Никто не мог предугадать точно, что может спровоцировать рождение нового мага. Да и вообще, нас тут проживала сотня человек, а за три месяца инициировалось не то два, не то три. Так себе результат, хотя и лучше, чем средний по стране.
Так что я предпринял кое-что разумное: просто сбежал, решил спрятаться. Не стал идти в свою комнату, а двинул вверх по лестнице, мимо третьего этажа, где жили девчонки, еще выше к люку на крышу. Ну да, там имелся навесной замок, но я уже проверял и пользовался этой лазейкой: замок не закрывался, просто защелкивался, и вынуть запор из пазов не представляло труда. Тут, в этом интернате, вообще многое оказывалось таким на вид серьезным, а внутри гнилым. Может, и браслет, который мне на ногу повесят завтра в коровнике, тоже работать не станет? Надо будет проверить и в случае чего дать деру, сбежать куда угодно из этого отстойника для перестарков.
Металлические ступени лестницы под моими ногами скрипели, книжка, зажатая подмышкой мешала, но бросать томик с «гаяскутусом» мне казалось неправильным. Да и вообще, что я на крыше целую ночь делать буду? А так почитаю все слова на букву «Г»! Тоже ничего такое занятие.
Одной рукой отпер замок, головой уперся в крышку люка и приподнял ее. Пристроил книжку там, сверху, и вылез следом.
На улице царила летняя ночь, пахло дождем, липовым цветом и почему-то майскими жуками. Стараясь не шуметь, двигаясь по кровельной жести, я прикрыл люк и пошел на свое любимое место: на подоконнике круглого окна технического чердачного этажа. Рамы тут не имелось, стекол тоже, так что сидеть можно было вполне удобно. Ветер почти не дул, и темные тучи, явно грозящие ливнем, меня не волновали. Зато света от фонаря на углу здания вполне хватало, чтобы читать.
С «гаяскутусом » все в целом прояснилось, но том на букву «Г» таил в себе много интересного. Наугад раскрыв энциклопедию я прочитал:
Гагат разновидность каменного угля, имеющая глубокий чёрный цвет, сильный матовый блеск, вязкость и раковистый излом. Легко обрабатывается, хорошо полируется, приобретая красивый блеск, благодаря чему (особенно в странах Востока) широко применяется для мелких ювелирных поделок, бус, чёток и других изделий!
Эх, пожевать бы еще чего, и можно было бы сказать, что я хорошо провожу время!
О! сказал Рома Анцыбалов, самый крупный из всех. Нашелся. Ну что, нашестерил директору?
Давай, маньячило, у тебя два варианта: или ты сам с крыши скидываешься и едешь на больничку, или мы тебя сбросим, заявил Петрушевич.
Вообще-то мы с ним первый месяц за одной партой сидели и в морской бой играли. Он даже списывал у меня. А потом оказалось что я не жую хавру, не пью, учу уроки и И подгонов мне никто не делает. В смысле посылок и денег не передают. А у Жолнерова подгоны каждую неделю, а у Кулаги связи, ему кто-то хавру в пакетиках через забор перебрасывает. Говорят, хавра стимулирует магическое развитие. Брешут!
Вылезай оттуда, поманил меня пальцем Жолнеров.
Ему тогда, в туалете, досталось меньше Кулаги, вот он и храбрился. Сам-то Кулага отирался в тылу. Я встал, перехватил «Большую Энциклопедию Государства Российского» поудобнее и стал думать, как подороже продать свою жизнь.
Значит, так, Анцыбалов поковырялся в ухе. У меня предложение: если ты нам ботинки футболкой почистишь и котлету будешь на обеде отдавать мы тебя сейчас оставляем в покое. А если нет пеняй на себя.