А вот и полночь, дамы и господа, объявил он. Кажется, пережил я сегодняшний день, кому бы там иного не хотелось.
Глеб продолжал следить за реакцией гостей, не выдаст ли себя кто выражением лица. Тщетно.
Еремей! крикнул Лазарев. Сходи-ка в гостиную, там в стеклянном шкафе возьми да принеси мою любимую бутылочку шотландского виски. Шестьдесят лет выдержки в бочке, господа, вы такого не пробовали, на весь мир десять бутылок, ей-богу. Открыл её один раз, как в отставку вышел, да оставил. Всё берёг-берёг её для особого случая, да вот он и настал.
По лицу старого слуги читалось, что хоть глоточек старого виски, но по пути случайно да «испарится». Кивнув он ушел, а Лазарев, тем временем, окинул гостей самодовольным взглядом.
Вот так, любезные мои, кто бы ни был тот таинственный автор записки, он крупно ошибся. Ужин минул, а я всё ещё жив! Меня не запугать просто так.
Истинно так, Алексей Степанович, угодливо поддакнул Мартынов, долгих лет вам жизни.
Куда там запропастился Еремей, лентяй окаянный? Лазарев поднял голос. Еремей! Еремей! Пошевеливайся, старый пень! Моложе меня на два года, а глухой уже, как тетерев. Еремей
Старик отбросил стакан, вскочил с кресла и побежал в зал. Глеб, уже сердцем чувствуя, что за картину он там увидит, рванул за ним.
На красном персидском ковре, рядом с открытой бутылкой виски лежал бездыханный Еремей. На синюшных губах его засыхала серая пена.
Глава 3
Почти за полные сутки, это была самая длинная реплика, что услышал от него Глеб.
Телефонная линия тоже неисправна, доложил Мартынов. Вероятно из-за снегопада оборвало провода. Не знаю, что и делать, господа
Поздравляю, мы застряли в одном доме с покойником, в голосе Апрельского слышалось столько же сочувствия к чужой смерти, сколько бывает тепла от айсберга.
Майор растер озябшие ладони, взял не глядя бутылку со столика, сделал несколько глубоких глотков, шумно выдохнул, присел рядом с камином, вытянув руки к огню.
Вы бы были поосторожнее, сказал Глеб, кто знает, что тут ещё может быть отравлено.
Кто-то да знает, буркнул майор. Кто-то из присутствующих.
Вы на что намекаете! вскинулся Апрельский. Я не потерплю
Не намекаю, а говорю прямо. Кто-то из присутствующих отправил виски. Если бы не этот остолоп Еремей, позарившийся на господскую выпивку, отравился бы мой отец!
Не смей его так называть! рявкнул старик.
В одно мгновение обстановка накалилась так, что вот-вот готова была взорваться. Повисла мучительная тишина, когда казалось что сейчас всё сорвется в драку, но вдруг напряжение разом схлынуло.
Я его знал дольше, чем тебя! тихо сказал Лазарев всхлипнул. Хороший был человек. Достойный. Отец его ещё у самого Люмэ служил. Это были достойные люди. И я не позволю, чтобы их память оскорбляли. Он за меня яд принял, пулю поймал, для меня предназначавшуюся.
Тыльной стороной ладони он вытер слезу, громко вздохнул, схватился за сердце. Пошатываясь сделал пару шагов, его тут же взял под руку Роман и помог опуститься в кресло.
Алексей Степанович, тут же залебезил Мартынов, если вам дурно, то Настенька моя помочь может, она ж у меня умница, медсестрой была.
Уйдите прочь от меня все.
Отец, у тебя есть какие-то таблетки? что-то принести от сердца?
Не думаю, что это хорошая идея, пить сейчас хоть какие-то таблетки, мрачно сказал Глеб. Увы, у нас есть гарантий, что неизвестный не отравил тут всё вокруг.
Замолкните, рыкнул майор. Не видите, моему отцу плохо.
Роман, успокойся, старик погладил сына по руке.
Он прав. Мне надо просто немного отдохнуть, отдышаться. Не хочу я ничего принимать. Меня, может, и заждались на том свете, но черта с два я буду помогать отравителю ускорить свою встречу с создателем.
Глеб вздохнул, взъерошил волосы. Всё произошедшее надо было как следует обдумать, затем не помешало бы расспросить каждого, кто что видел, кто что думает, но обстановка к этому не располагала. Майор вел себя так, будто в любую секунду мог кинуться в драку. Его, конечно, можно было понять отец на миллиметр разминулся со смертью, но находиться с таким человеком в замкнутом помещении далеко не самая приятная вещь.
Сейчас он вместе с Мартыновым суетился возле старика Лазарева, чета Апрельских о чем-то перешептывалась, а Настя Мартынова тихо сидела в уголке и беззвучно шевелила губами, то ли молилась за упокой души Еремея, то ли боялась за себя.
Глеб отошел в сторону. Тут же словно из ниоткуда нарисовался Порфирий, поманил лапой, призывая пригнуться.
Да уж, Глеб Яковлевич, голубчик мой, вляпались мы в историю, быстро зашептал кот. Хуже не придумаешь, застряли в одном доме с убийцей-отравителем. И когда выбраться получиться поди гадай. Молока теперь не хлебнуть, чтоб сердце не замерло в испуге, ну как потравит, гад?
Тут вы правы, кивнул Глеб. Лучше не пробовать ничего. Это может быть опасно. Если план злодея убить Лазарева сорвался из-за невезения Еремея, кто знает, на какие отчаянные шаги теперь он может пойти.
И что прикажете? Сидеть тут теперь и голодать до весны? С внешним миром сношения нет, самим не выбраться, только на лыжи если вставать. Ну вы-то как знаете, Глеб Яковлевич, но я на лыжах ходить не умею и не буду!