Что?
Будто всё равно так никого и не узнавал. Только вид делал. Всё изучал, запоминал. Словно всё ему в диковинку было. Понимаете? Словно маскировался.
Его передернуло, будто от мороза.
Книги начал изучать. Выписывал десятками. Потом пропадать куда-то стал. Уедет куда-то, вернётся, и не говорит где с кем был.
Почему вы были недовольны? спросила Анна. Если вашему сыну стало лучше.
Не поймете вы. Нет у вас
детей. А я на Васю смотрел. И не узнавал. Будто мой сын. А будто вовсе и не он. Другой человек. Сердцем словно чуял что-то, как смотрю на кого-то, кто на себя только кожу моего сына натянул.
Анна изумленно изогнула бровь, глянула на Глеба. Тот почувствовал только острый приступ жалости к этому человеку, который просто любил своего сына и пусть только в душе, пусть никому не говоря о своих сомнениях, но чувствовал правду.
Вот теперь и нету моего Васи. Совсем нету, пробормотал Мельников, схватил коньячную бутылку, отпил из горла. Ни Агнессочки моей. Ни Васеньки. Мне-то, старику, зачем жить самому теперь?
Мы можем обыскать его кабинет? осторожно спросила Анна. Это может помочь в следствии.
Мельников сунул руку в карман, достал ключ, бросил его на стол.
Делайте, что хотите. Только оставьте меня в покое.
Глеб, избегая смотреть ему в глаза, забрал ключ. Они поднялись с Анной из-за стола, пошли к лестнице, ведущей на второй этаж.
У меня только одна просьба, бросил Мельников через плечо. Если убили моего Васю Вы поквитайтесь за него.
Глеб с Анной вошли в кабинет Василия. Большой, светлый, по периметру заставленный книжными шкафами. Глеб взглядом пробежался по названиям на корешках.
Физика, химия, основы магии Да черт его дери.
Что у вас вызвало такую бурную реакцию? Анна Витольдовна изумлённо посмотрела на него.
Да знаете, будто снова в квартире Рубченко оказался. Тот тоже любил изучать эти науки. Только чертежей безумной машины по перемещению души покойника в чужое тело не хватает. Впрочем, не удивлюсь если и что-то похожее найдем.
Предпочитаю не строить догадок. Давайте не будем тратить время и попробуем найти хоть какие-то улики, проливающие свет на деятельность Мельникова-младшего.
В отличие от хаоса логова того же Рубченко, в кабинете покойного сына Мельникова царил идеальный порядок. Книги ровно выстроены корешок к корешку, бумаги и карандаши на столе в идеальный симметрии, нигде ни пылинки. Единственное, что выбивалось из строгой педантичности этой комнаты, больше похожей на образцовую обитель какого-нибудь академика, так это картина, подписанная в углу росчерком, похожим на звезду. В густом предрассветном тумане, зажатая между двух высотных домов, светилась вдалеке Останкинская башня.
Ещё одна картина Анастасии Савицкой, отметила Анна.
Угу, буркнул Глеб, ожидая, что начальница заинтересуется сюжетом, и что тогда прикажете отвечать? Правду? Оглянуться не успеешь, как окажешься с Лизой в соседних палатах. Но Воронцова была уже поглощена поиском улик.
Проверьте, нет ли за ней сейфа, сказала она.
Глеб снял картину, но открылась лишь стена.
Не стоило и надеяться, нарочито расстроенно проворчал он и поставил картину на пол, повернув изображением от себя.
Воронцова тем временем подошла к рабочему столу, быстро просмотрела бумаги.
Отчеты о финансовой деятельности завода за квартал. Ничего интересного для нас.
Она положила документы обратно, попробовала дёрнуть ящик стола. Заперто.
Надо спросить у Мельникова, может у него где-то храниться запасной ключ от стола, сказала Анна.
Обязательно спросим, ответил Глеб, осторожно отстраняя её в сторону.
Он взял со стола нож для писем, вставил его в щель между ящиком и столешницей, со всей силы надавил. Треснуло дерево, тренькнуло напополам разломившееся лезвие.
Но потом, закончил Глеб выдвигая ящик.
Варвар, бросила Анна, уже с нетерпением разглядывая бумаги и письма. Были бы вы моим подчинённым, получили бы выговор. Вы действуете непрофессионально. Нарушаете служебную этику.
Непрофессионально, зато действенно. Я вообще простой стажер, с меня взятки гладки, отмахнулся Глеб. Ну, что там?
Ничего интересного, ответила Анна. Финансовые отчеты, списки книг и прочая ерунда.
Когда последняя бумага была вынута из ящика, на самом дне обнаружилась маленькая записная книжка.
А вот это уже интереснее, Глеб в азарте прихлопнул ладонями по столу, будто наблюдал за бегами и его лошадь вырвалась вперед. Что там?
Воронцова открыла блокнот, нахмурилась. С замиранием сердца Глеб ожидал, что это окажется тайный дневник Василия Мельникова, в котором он покается в каких-то таких страшных грехах, что хоть как-то прольет свет на загадку его смерти.
Ну не томите, что там? повторил он.
Не берусь ответить точно, ответила Анна, положила записную книжку на стол, перелистнула несколько разворотов.
Страницы были размашисто исписаны цифрами и буквами. Какие-то были зачеркнуты, некоторые подчеркнуты двойной линией, мелькали
восклицательные и вопросительные знаки.
Тринадцать, точка, ноль два, одиннадцать, П-П, семнадцать, ноль, семь, девять, А-А, зачитал Глеб вслух несколько строк. Что это значит?
Вы задаете много вопросов, хотя я предпочла бы слышать от вас версии и предположения, отчеканила Анна. Я не знаю. Если можно представить, что цифры через точку это даты, то что значит второе число и буквы сейчас можно только гадать.