Да
Ой, что-то терзают меня сомнения Ладно. Теперь вторая часть Марлезонского балета.
Пойдем.
Я взял девчонку за руку и повел за собой в комнату. Аглашка сначала послушно бежала следом, но у дверей притормозила:
А зачем?
Тот же вопрос молча стоял в округлившихся глазах остальной части моего «гарема».
Отблагодарить ее хочет, с некоторым сомнением прошептала Настя.
Аглашка уперлась окончательно:
А можно не надо? Я как-то это боюсь Может, потом? В другой раз?
Пошли, потянул я ее, Наказывать тебя буду. За самоуправство и без меня решили.
Остальные правильно поняли множественное число в слове «решили» и заподозрили, что их ждет то же самое. Только потом.
Аглашка растерянно посмотрела на меня. Я кивнул на кровать:
Ложись.
А она потеребила конец пояска, Одежду снимать?
Не нужно. Ложись давай.
Девчонка обреченно вздохнула и легла. На спину, вытянув руки вдоль тела.
На живот, покачал я головой.
В глазах скоморошки плескался страх. Она не понимала, что я задумал, и явно напридумывала себе таких ужасов, что это само по себе было бы наказанием. Но я не остановился.
Подошел к Англашке та зажмурилась вытянул ее руки вперед и привязал к столбцам кровати косынкой. Вторая косынка ушла на ноги, теперь скоморошка лежала, вытянутая в струнку.
Что что ты будешь делать? спросила она, испуганно кося глазом.
Наказывать, сказал я, и завязал ей рот платком.
После этого я Подвинул к кровати табурет и сел на него, открыв недавно купленную книгу. «Повесть о бесноватой жене Соломонии, пять лет жившей одержимой и поругаемой бесами и спасенной святыми отцами Иоанном и Прокопием».
Когда до Аглашки дошло, что я с ней не буду делать НИЧЕГО она издала такой вопль, что за дверью шарахнулись и кто-то упал. А нечего подслушивать!
Аглашка рвалась и рычала, явно желая задушить меня своими собственными руками покусать
своими собственными зубами, чтобы отомстить за проведенный мною моральный террор. Кровать скрипела, как парусник в шторм, что, вкупе с рычанием и мычанием, создавало настолько жуткий звуковой фон Я перевернул страницу и хихикнул, представляя испуганные лица остальных заговорщиц, воображающих невесть что. Хотя, чего их представлять вон, сквозь стену просунулась голова Диты, с глазами настолько круглыми, как будто их циркулем чертили. Она ошарашено поглядела на происходящее и упала, катаясь от хохота.
Но это бесовка. А остальным-то не видно!
Дождавшись, пока Аглашка успокоится и промычит что-то успокоительное сквозь платок, я повернулся к кровати и наклонился над ней:
Аглашенька, подумай, пожалуйста и вспомни: не помнишь ли ты главаря разбойничьей ватаги, который примерно год назад умер или погиб, но об этом никто не знает?
У меня, между прочим, есть СВОЙ план разведки Дома.
Глава 4
Не сработало, ни у Аглашки, ни у меня. Оказывается, бесовка давным-давно придумала способ общения с девчонками, которые ее не слышат и не видят. На предметы-то она может воздействовать, пусть и только на легкие. А уголь, которым можно писать на доске это легкий предмет. В общем, они давно переписываются, поэтому, когда Дита призналась, что видела всё, что происходило с Аглашкой, они быстро выпытали у нее, что творилось в комнате. Так что, если произойдет еще один приступ инициативы придется придумывать что-то другое. Вправду пороть, что ли?
Но это дела вчерашние, а сегодня у меня дела другие. В Кремле. У губного старосты.
Огромный мужик, в красным с золотом кафтане, с широким круглым лицом, обросшим короткой окладистой бородой, рыжеватого оттенка. Тяжелые веки чуть прикрывали глаза, как будто он дремал на ходу. Правую половину лица пересекал шрам от ножа уж шрамов я во время службы в Приказе навидался отчего правый глаз, через который шрам тоже проходил, выглядел совсем зажмуренным, и староста выглядел так, как будто всегда прицеливался.
Будь здоров, Иван Васильевич, поклонился я, входя в его кабинет. Правда, обращение с «-вичем» ему по статусу не положено, но боярин, а, как и отец Викентия, из сынов боярских, но капелька лести еще никогда не вредила.
Староста, сидевший за столом, коротко глянул на меня, стоящего рядом. Да, вот так кто главнее, тот сидит, кто ниже по статусу стоит. Здесь арестованные и не мечтают о том, чтобы на допросе сидеть.
Варфоломей Кравуч? Не знаю я ничего ни про каких слонов! внезапно рявкнул он, Надоели уже ходить и спрашивать!
Да я первый раз пришел растерялся я.
Да тут до тебя еще приходили Три раза!
Ишь ты. Оказывается, моя бредовая легенда кого-то заинтересовала. Вон, даже не постеснялись к старосте обратиться. К воеводе, надеюсь, ходоков не было? А то тот может, долго не разбираясь, решить наказать главного виновника, распространителя слухов о сибирских слонах.
Я не про слонов, коротко произнес я и, прежде чем староста ответил, я извлек из-за пояса то, что казалось мне бесполезным.
Свою приказную печать.
Разбойный Приказ.
Брови Ивана Васильевича взлетели вверх, потом глаза совсем превратились в щелочки, сощурившись от сдерживаемого негодования. Наверное, так же возмутился бы начальник ОВД какого-нибудь российского города, узнав, что в его епархии мутят какие-то дела, не ставя его в известность, сотрудники МУРа.