Мне даже странно было, что о подобных вещах приходится говорить именно с этим человеком. Моя соседка сама кому угодно что угодно объяснить могла, а чужое мнение ей всегда было безразлично. А тут на тебе, бледная и глаза, как у трепетной лани.
Удивляюсь я тебе, Шурка,
медленно сказала Маринка, вставая с дивана. Раньше ты другим был.
Каким? заинтересовался я.
Ну, не рохля, конечно, но Маринка пошевелила пальцами левой руки. Не боец, короче. Ты же понимаешь, о чем речь?
Понимаю, кивнул я. А теперь?
А теперь диву даюсь. Она нагнулась ко мне и потрепала по голове. Откуда что взялось? Ладно, кофе сам себе сваришь, я домой. Меня ждет ванна и, возможно, немного «Бейлиса». Попробую понять, что мне нужно помнить или забыть.
Давай-давай, одобрил ее планы я. Только в ванне не засни.
Маринка ушла, пребывая в задумчивости, я же закрыл за ней дверь и направился на кухню. Желудок недвусмысленно давал понять, что не худо было бы подумать и о нем. Требование это я счел вполне резонным и открыл дверцу холодильника. Открыл, посмотрел в его белое нутро и печально вздохнул.
Пустота. Ледяная пустыня. Белое безмолвие. Нет, кое-что там, конечно, имелось. Например, масленка. Тоже, правда, почти пустая, но она же там стояла? Еще кетчуп в боковом отсеке, что находился в дверце. Три кубика «Магги». Они ровесники холодильника, они там уже много лет лежат, с тех пор, как их мама сюда положила. И еще лет десять пролежат, не меньше.
Печально, хотя и предсказуемо. Я в магазин по субботам хожу и на неделю запасаюсь незамысловатой и легко приготавливаемой снедью. Суббота была вчера, но употребил я ее на другие дела, потому в доме жрать и нечего. Даже пельменей нет.
Хотя это я прибедняюсь и ищу оправдания собственному нежеланию готовить. Есть крупы, есть макароны, есть картофан, наконец. Опять же вон банка тушенки стоит. Запросто можно сварганить пусть и незамысловатое, но вполне вкусное и питательное блюдо. Но так неохота всем этим заниматься, что ужас просто.
Пока мозг осмысливал эту информацию, руки уже делали то, что должно. Они взяли телефон и стали искать в нем номер местной пиццерии.
Ну да, вредно. Зато готовить ничего не надо. В конце-то концов, кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. У меня стресс, у меня была безумная ночь, я вообще мог до этой минуты не дожить. И потом, у меня имеются занятия поважнее, чем картошку чистить, а потом ее варить. У меня в рюкзаке лежит книга, которая, возможно, наконец-то мне даст ответы на многие вопросы.
А в магазин я завтра зайду, после работы. Сегодня лень. И вообще, ну его на фиг. Вон, темнеть начинает, нет у меня ни малейшей охоты из дома вылезать. Чудно я даже ребенком темноты не боялся, а теперь, став взрослым дядькой, начал ее опасаться. Но мне по этому поводу не стыдно ни разу, разумная осторожность пока никому не вредила. Это я раньше не знал, что происходит в темноте, а теперь в курсе. И погружаться дальше в хитросплетения бестиария любимого города не имею ни малейшего желания.
Заказав две пиццы и порадовавшись тому факту, что попал на акцию «Закажи две пиццы и получи третью в подарок», я сходил в комнату, достал из рюкзака книгу и вернулся на кухню. Пока везут еду, я ее полистаю.
Если честно, внутри у меня шевелилось опять же совершенно детское чувство. Ну, это когда ты уже точно знаешь, что волшебства нет, но тебе очень хочется верить в то, что, может, это и не так.
Книга вновь поразила меня красотой обложки, точнее тонкостью работы. Все эти резные переплетения, в которых один узор переходил в другой, это, конечно, что-то. Резчик, который это сотворил, был мастер исключительный, это безусловно.
Дерево было не таким светлым, каким оно показалось мне тогда в избе. На самом деле оно, скорее, было отполированным до блеска. Оно пахло стариной. Не могу точно описать запах, но это именно он. Чуть терпкий и ни с чем не сравнимый.
А еще меня впечатлила застежка, не дававшая книге раскрыться. Я ее как-то сразу не приметил, а теперь обратил внимание. Массивная, из светлого металла, вроде как даже из серебра. И тоже изукрашенная то ли узорами, то ли какими-то знаками. Возможно, даже магическими.
В общем, не знаю, что там внутри этого фолианта, еще посмотрим, но само оформление не подкачало. И, как мне думается, оно недешево стоит. В последние годы в моду вошло коллекционирование предметов русской старины, и эта книга явно из такой категории. Общался я как-то с одним знатоком, который у нас в депозитарии свою коллекцию хранит, он мне порассказал и о ценах, и о теневом рынке, на котором продают рукописные книги и допетровские иконы. В общих чертах, разумеется, рассказал, без имен и названий, мы не такие уж близкие знакомцы, но тем не менее общее представление я составил. Вот это произведение искусства наверняка потянет на очень и очень немаленькую сумму.
Но я ее, разумеется, продавать и не подумаю. Жизнь дороже денег.
Я щелкнул застежкой, отметив, какая
она тяжеленькая, и перевернул обложку.
Титульного листа в книге не было. То ли он не уцелел, то ли изначально не предполагался, не знаю. Но уже на первой странице я увидел закорючки, явно буквы, из которых складывались слова. Вот только назвать эти буквы хоть сколько-то знакомыми я не мог. Вроде как наши, но не те, к которым я привык. Откуда-то в голове появилось смутно знакомое слово «глаголица», которое произносила наша учительница по истории еще в школьные времена, но применимо ли оно к тому, на что я сейчас смотрел, сказать затруднительно.