Гаврилов в своём репертуаре. Не столько его злят перемены, сколько беспокоит сам факт лишнего контакта с руководством.
Вот теперь я окончательно понял, почему он вёл себя как последняя сволочь, когда я устроился в эту клинику. Запретил мне даже видеться с пациентами, потому что иные варианты повышали риск появления жалоб. А отвечать за новичка ему пришлось бы перед заведующими, которых он боится, откровенно говоря, до усрачки.
В каком-то смысле я сейчас разговариваю с болеющим человеком. Он ведь совсем не виноват в том, что у него развилась такая фобия. Поэтому я решил дослушать его монолог, прежде чем вставлять свои реплики.
Мне так нравилось работать в самом низу протянул он. Я ведь намеренно не стремился протиснуться на более высокие должности. Мне не нужны никакие дворяне, не нужны элитные слуги или гвардейцы. Мне хватает моих сантехников, дворников и кухарок! Это моё место. Моё, Павел Андреевич. Я не хочу иметь дело с другими пациентами.
Вы не хотите иметь дело с руководством, подметил я. Но беспокоиться вам не о чем, Евгений Кириллович. Никто ведь вас не заставляет ползти выше по карьерной лестнице. Нам поручено организовать дневной стационар. И мы это сделаем. Но если вам и это в тягость, вы можете отказаться. Честно, я и один справлюсь. Никаких обид!
Гаврилов, к моему удивлению, побледнел. На его лысине выступили капли пота. Это что же он себе такое надумал?
Да вы с ума сошли, Павел Андреевич, замотал головой
он. Чтобы отказаться от этой затеи, придётся опять идти к главному лекарю. Он меня с потрохами сожрёт! Нет-нет, не выкидывайте меня из общей лодки. Будем работать вместе. А уже после я выйду из игры! Идёт?
Да мне-то без разницы. Как хотите, пожал плечами я. Кстати, у нас там с вами очередь из двадцати человек. Уже полчаса ждут начала приёма. Может, самое время приступить к работе?
Начинайте, Павел Андреевич, вздохнул Гаврилов. Через два часа я вас сменю.
Он покинул кабинет и позвал первого пациента. А я задумался о том, как подтолкнуть своего почти что бывшего наставника к лечению своей фобии.
После приёма нужно разузнать, есть ли в клинике психолекарь.
Вот только на этот раз обратиться к своему личному лекарю он не мог, потому что Эдуард Дмитриевич уже сидел за решёткой.
Так ещё как на зло его жена Анна Николаевна носилась по кабинету туда-сюда, бормоча что-то себе под нос.
Анна, прекрати мельтешить перед глазами! не удержался Шолохов. Надоело! И без тебя уже невмоготу
Ах, тебе надоело? резко остановилась она. А мне что теперь делать? Куда бежать? Посмотри, до чего довели тебя твои идиотский игры! Я ведь говорила тебе, чем всё это закончится. И предупреждала, что Дубкову доверять нельзя. И что теперь? Если я права, он уже раскололся и назвал твоё имя! Тебя выгонят из императорского двора. Лишат должности. Никаким дипломатом ты больше не будешь. И это только в лучшем случае!
Трудно словами описать, как она надоела барону Шолохову. Каждый раз, когда она заводила свою шарманку, он чувствовал себя глубоко оскорблённым. И даже не потому, что она его супруга. А потому, что эта девка младше Виктора аж на двадцать пять лет. И она ещё умудряется его поучать? Нет уж!
Замолчи, Анна, процедил Виктор. Прекрати свои истерики сейчас же! Виноват в произошедшем не Дубков, а Булгаков! На Эдуарда Дмитриевича я всегда мог положиться. Всё шло гладко, пока в их клинике не появился этот молокосос.
По-моему, Павел Булгаков один из немногих лекарей, которые действительно пытаются помочь людям, а не выкачивают из них деньги! заявила Анна Николаевна.
Барон обомлел, услышав это заявление.
Что ты сейчас сказала? прошептал он. Уж не хочешь ли ты сказать, Анечка, что ты к нему за помощью обращалась?
Нет Не обращалась! с заметной неуверенностью ответила она. От слуг наших слышала. Многие к нему ходят. И пока что ни один не ушёл из его кабинета недовольным.
Вот дура! рявкнул Шолохов. При чём тут довольство этих плебеев Дело в том, что Булгакову доверять нельзя! Как личный лекарь он абсолютно бесполезен. Ничтожество, а не союзник! Слишком амбициозный, слишком своенравный. Никому не захочет подчиняться. Дубков таким не был.
Разве в таком случае его можно называть ничтожеством? приподняв одну бровь, спросила Анна. По-моему, всё как раз наоборот.
Да ты ж ничего не понимаешь в моём деле! махнул рукой Виктор Петрович. Тебе прыщик вылечат и ты уже скачешь по дому, как полоумная. Пойми ты наконец! Дубков давал мне влияние на клинику. Давал влияние на других дворян. На наших соседей! А теперь его нет. И хуже всего он может проболтаться. Его накачают зельями и к вечеру мне прикажут явиться к главнокомандующему службой безопасности. А граф Бондарев не даст мне ни единого шанса оправдаться. Он сразу же поведёт меня к императору.
Поэтому я и спрашиваю тебя, Виктор, что мне делать? повторила свой вопрос Анна. Куда бежать, если тебя схватят? Ты об этом подумал? Или же тебе на меня абсолютно наплевать?
Да успокойся ты, вздохнул Шолохов, вновь схватился за сердце, затем достал из ящика таблетку нитроглицерина и положил её под язык.
Дождавшись, пока горький препарат рассосётся и впитается в кровь, он продолжил: