В «скорую» позвонили? забывшись, спросил я.
Куда? ко мне повернулась борода ближайшего мужика.
К доктору послали? тут же поправился я.
А зачем, барин? Видно же убили бомбой обоих и барышню- мой собеседник носком юфтевого сапога толкнул каблук сапога жертвы: Обоих убили, а деньги за дом умыкнули, мазурики
Мужчина, по виду, типичный местный дворник, задумчиво забрал вверх бороду и с трудом, но выговорил: Икспреприировали значит, денюжки, революционеры. Все двадцать тыщ!
Не слушая дальше рассуждения знатока местной криминальной обстановки, я присел, бесцеремонно оттолкнул в сторону тело мужчины, очевидно, в последнее мгновение, попытавшего прикрыть женщину от опасности, пусть и ценой своей жизни.
Женщина, в отличиие от своего спутника, пострадала гораздо меньше кое где порванная одежда, несколько мелких ссадин на лице и ногах и кровоточащая рана на руке, из которой, бодро, вытекали остатки жизни.
Я вскочил и, задрав полы своего френча, под дружное «Аа!», столпившихся вокруг, женщин, стал рвать из петель брюк тонкий кожаный ремень.
За доктором, быстрее, она еще живая. я приподнял тонкую руку с бледной кожей и стал натягивать ременную петлю на плечо пострадавшей иного способа остановить кровь, кроме наложения жгута, я не знал, а бинтовать такую рану, к тому же грязную увольте, проще ничего не делать.
За моей спиной затопали чьи-то удаляющиеся шаги, народ зашумел, обсуждая причуды барчука, который не дает сердечной, тихо и спокойно, отойти вслед за своим спутником, а я затягивал на плече несчастной свой импровизированный жгут, используя в качестве ворота шашку, отстёгнутую от портупеи мужского трупа. К моему удивлению, оружие было тупым, поэтому в качестве рычага для затягивания ремня вокруг тонкой руки жертвы, оно вполне подходило.
Наверное, я совершил что-то кощунственное или неприличное, народ замолчал и, даже, чуть отодвинулся от меня, но рана на руке девушки, практически, перестала кровоточить, я посчитал это более важным, чем соблюдение местных условностей. И вообще, где как-то реакция местных властей на чрезвычайное происшествие? А попытка убийства двух и более лиц, путем применения взрывчатых веществ, даже в этом, отсталом мире, должна относиться к чрезвычайным происшествиям. А тут, кроме двух, убежавших в погоню за злодеями, пеших полицейских, никаких, внятных мер властей не наблюдается. Ни тебе операции «Тайфун», ни тебе плана «Перехват», ни «Внимание всем постам!». Любопытствующий народ, в основном, на мой взгляд, относящийся к дворне или мещанам, чуть ли не на лежащие тела наступает, следы и улики, безжалостно топчет. Вон, между ног мужчины с пробором посередине головы, прошмыгнула любопытная курица и стала клевать лужу, натекшей из барышни, крови.
Из-за ближайшего забора густой мужской голос рявкнул:
Клавка, барыня гневается уже! Беги, докдадай, что случилось.
Какая-то тетка встрепенулась и, подхватив подолы многочисленных юбок, бросилась к, отстоящим в стороне, воротам.
Понятно. Наверное, богатым и благородным невместно здесь толкаться, а вот послать прислугу собрать свежие сплетни или поглазеть на, плавающие в луже собственной крови, тела убитых людей, да доложить, во всех подробностях, хозяйке это приемлемо и прилично.
Зря я, наверное, гнал бочку на местные власти минут через сорок, как говорили в моем прошлом мире, прибыли все оперативные службы. Ну, почти все. Пожарников, и правда, не видел, а вот медицина и правоохранители явились. Местную медицину представлял типичный доктор этого временного отрезка представьте Антона Павловича Чехова, вылезающего из пролетки, очень похожую на ту, что побитая, с посеченным осколками пологом, стояла тут же. Грустная живая лошадь пристально посмотрела на свою, уже мертвую, товарку, всхрапнула тревожно, и хотела было убежать от этого ужасного места, но, не смогла. Доставивший доктора, кучер, из любопытства вставший на облучке в полный рост, чтобы было лучше видно место происшествия, с руганью, натянул вожжи, заставив напуганную клячу остановиться.
Из второй пролетки, которой управлял пожилой
солдат, рядом с которым сидел еще один, с парой лычек на красных погонах и длинным ружьем с примкнутым штыком, вылезли два офицера, при саблях и револьверах. Один из прибывших «золотопогонников» зло шикнул на дворника, который знал слово «Икспреприировали», и тот стал лениво разгонять народ. Меня, единственного, он опасливо обошел стороной, очевидно посчитав, что «барчук» в своем праве.
Доктор тем временем, наскоро осмотрев девушку с жгутом на плече, ловко прикрыл рану ватным тампоном с тонкими шнурками по краям, и, посчитав жертву, не безнадежной, дал указание, все тому же дворнику, организовать погрузку девушки в пролетку.
Когда трое мужчин вздернули девушку на руки, один из офицеров коротко рявкнул: «Стоп! Это что такое?».
Его указующий палец был направлен на саблю, прикрученную моим ремнем к плечу девушки.
Вопрос был, очевидно, риторический, поэтому все промолчали, но офицер проявил настойчивость, гневно заорав: Кто это сделал? Доктор, немедленно снять!
Молчание, по-прежнему, было ему ответом, но взгляды присутствующих свидетелей, предательски, скрестились на мне.