(Примечание от автора эссе: в действительности, Уильям Шекспир в сонете 32 предстал перед нами, как повествующий с позиционной точки «вне Времени». Отнюдь не в качестве зеркального отображения своего образа, предоставившего авторскую позицию в написанных строках. Более того, он превратил свой образ во вневременной «поэтический» инструмент, призванный вызвать интерес мифологической и философской составляющей из «Идеи Красоты» Платона, заложенной в группу сонетов 3335. Которая отражала реакцию поэта
на основные причины «sensual fault», «чувственной вины» юноши, некоторыми из критиков эта группа сонетов была названа «сонетами отчуждения», это во-первых.
Во-вторых, образы группы сонетов 3335 имели схожие образы в пьесах «Два джентльмена из Вероны», а также «Король Эдуард III», которая вошла в цикл исторических пьес-хроник (1596 год).
«Позиционирование времени в качестве «персонифицированного» объекта в размышлениях поэта об своей будущей смерти в сонете 71, дало ему возможность при помощи воображения вырваться из границ властвования времени, как категории, таким образом автор утвердил себя в позиционной точке «вне времени», что представляло собой скрытую для глаз непосвящённых шекспировскую идею». 2023 © Свами Ранинанда).
В отличие от предыдущих сонетов, некоторые критики характеризуют его, как исповедь «deceased lover», «усопшего любовника». (Shakespeare, William, Stephen Greenblatt, Walter Cohen, Jean E. Howard, Katharine Eisaman Maus, and Andrew Gurr. «The Norton Shakespeare, Based on the Oxford Edition: Volume 1: Early Plays and Poems». New York: W.W. Norton, 2008), что подчёркивает разницу в возрасте между двумя мужчинами, что является постоянной темой в 32-м сонете, а также в ряде других сонетах, посвящённых «прекрасному юноше».
Вполне очевидно, что два персонажа в сонете это Шекспир и неопознанный объект вожделения или привязанности мужского пола. (Kambaskovin-Sawyers, Danijela. «Three Themes in One, Which Wondrows Scope Affords; Ambiguous Speaker and Storytelling in Shakespeare's Sonnets». Humanities International Complete 49.3 (2007); p. 287).
В конечном счете, существуют серьёзные разногласия по поводу того, является ли характер повествующего Шекспира неоднозначным, является ли он сам, тем самым Шекспиром, либо всего лишь придуманным персонажем. (Keilen, Sean. «The Tradition of Shakespeare's Sonnets». Shakespeare 5.3 (2009): p. 235)
Критический анализ сонета 32 в тезисах исследователей от академической науки.
Сонет 32 в значительной степени зависит от взаимоотношений между повествующим и адресатом сонета. Автор сонета размышляет об «his own mortality», «его собственной смертности». (Bloom, Harold. Shakespeare's Sonnets and Poems. Broomall, PA: Chelsea House, 1999; p. 43), сравнивая себя с молодым человеком, которого он любит, находясь то ли в романтических, то ли в дружеских отношениях, что не вполне понятно. (Keilen, Sean. «The Tradition of Shakespeare's Sonnets». Shakespeare 5.3 (2009); p. 237).
Повествующий называет себя «deceased lover», «усопшим любовником». (Shakespeare, William, Stephen Greenblatt, Walter Cohen, Jean E. Howard, Katharine Eisaman Maus, and Andrew Gurr. «The Norton Shakespeare, Based on the Oxford Edition: Volume 1: Early Plays and Poems». New York: W.W. Norton, 2008), что важно, поскольку подчёркивает разницу в возрасте между двумя мужчинами, что является постоянной темой 32-го сонета, а также остальных прекрасных юношеских сонетов. Смирившись с его возможной смертью, повествующий переходит на «self-deprecating», «самоунижительные» тональности. (Keilen, Sean. «The Tradition of Shakespeare's Sonnets». Shakespeare 5.3 (2009); p. 238), называя свою поэзию «poor rude lines», «жалкими грубыми строками» (строка 4) и умоляя юношу не забывать о нём после его смерти. Такой акцент важен на фоне его поэтической неудачи, поскольку он обрамляет остальную часть сонета в собственную просьбу, чтобы молодой человек вспоминал его «for his love», «ради его любви» (строка 14).
Тем не менее, природа подобной любви вызывает разногласия. В тоже время, как некоторые критики сочли, что эта любовь, о которой написал повествующий, на самом деле, являлась «romantic», «романтической» любовью. (Kambaskovin-Sawyers, Danijela. «Three Themes in One, Which Wondrows Scope Affords; Ambiguous Speaker and Storytelling in Shakespeare's Sonnets». Humanities International Complete 49.3 (2007); p. 288).
Тогда как, другие убеждены, что «любовь» (строки 14), о которой идёт речь, это «platonic love», «платоническая любовь». (Parker, David. «Verbal Moods in Shakespeare's Sonnets». Modern Language Quarterly 30.3 (n.d.); pp. 331339). Независимо от того, какой тип любви изображён в сонете, романтический или платонический, признание в любви следует считать важным, поскольку, только оно характеризует тон и контекст повествующего. Хотя, аудитории стоит «take with a pinch of salt», «принять с долей недоверия» показавшимся принижение самого себя, как скромному самобичеванию и неадекватными декларациям, выдвинутыми повествующим из-за того, что они являлись лишь средством, с