Левша отвечает:
Наша наука простая: по Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем.
Англичане переглянулись и говорят:
Это удивительно.
А левша им отвечает:
У нас это так повсеместно.
А что же это, спрашивают, за книга в России «Полусонник»?
Это, говорит, книга, к тому относящая, что если в Псалтире что-нибудь насчет гаданья царь Давид неясно открыл, то в Полусоннике угадывают дополнение.
Они говорят:
Это жалко, лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонник. Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и ее подковок несть не может. Через это теперь нимфозория и не прыгает и дансе не танцует.
Левша согласился.
Об этом, говорит, спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные.
А англичане сказывают ему:
Оставайтесь у нас, мы вам большую образованность передадим, и из вас удивительный мастер выйдет.
Но на это левша не согласился.
У меня, говорит, дома родители есть.
Англичане назвались, чтобы его родителям деньги посылать, но левша не взял.
Мы, говорит, к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок, а родительница старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я еще в холостом звании.
Вы, говорят, обвыкнете, наш закон примете, и мы вас женим.
Этого, ответил левша, никогда быть не может.
Почему так?
Потому, отвечает, что наша русская вера самая правильная, и как верили наши правотцы, так же точно должны верить и потомцы.
Вы, говорят англичане, нашей веры не знаете: мы того же закона христианского и то же самое евангелие содержим.
Евангелие, отвечает левша, действительно у всех одно, а только наши книги против ваших толще, и вера у нас полнее.
Почему вы так это можете судить?
У нас тому, отвечает, есть все очевидные доказательства.
Какие?
А такие, говорит, что у нас есть и боготворные иконы и гроботочивые главы и мощи, а у вас ничего, и даже, кроме одного воскресенья, никаких экстренных праздников нет, а по второй причине мне с англичанкою, хоть и повенчавшись в законе, жить конфузно будет.
Отчего же так? спрашивают.
Вы не пренебрегайте: наши тоже очень чисто одеваются и хозяйственные.
А левша говорит:
Я их не знаю.
Англичане отвечают:
Это не важно суть узнать можете: мы вам грандеву сделаем.
Левша застыдился.
Зачем, говорит, напрасно девушек морочить. И отнекался. Грандеву, говорит, это дело господское, а нам нейдет, и если об этом дома, в Туле, узнают, надо мною большую насмешку сделают.
Англичане полюбопытствовали:
А если, говорят, без грандеву, то как же у вас в таких случаях поступают, чтобы приятный выбор сделать?
Левша им объяснил наше положение.
У нас, говорит, когда человек хочет насчет девушки обстоятельное намерение обнаружить, посылает разговорную женщину, и как она предлог сделает, тогда вместе в дом идут вежливо и девушку смотрят не таясь, а при всей родственности.
Они поняли, но отвечали, что у них разговорных женщин нет и такого обыкновения не водится, а левша говорит:
Это тем и приятнее, потому что таким делом если заняться, то надо с обстоятельным намерением, а как я сего к чужой нацыи не чувствую, то зачем девушек морочить?
Он англичанам и в этих своих суждениях понравился, так что они его опять пошли по плечам и по коленям с приятством ладошками охлопывать, а сами спрашивают:
Мы бы, говорят, только через одно любопытство знать желали: какие вы порочные приметы в наших девицах приметили и за что их обегаете?
Тут левша им уже откровенно ответил:
Я их не порочу, а только мне то не нравится, что одежда на них как-то машется, и не разобрать, что такое надето и для какой надобности; тут одно что-нибудь, а ниже еще другое пришпилено, а на руках какие-то ногавочки. Совсем точно обезьяна-сапажу плисовая тальма.
Англичане засмеялись и говорят:
Какое же вам в этом препятствие?
Препятствия, отвечает левша, нет, а только опасаюсь, что стыдно будет смотреть и дожидаться, как она изо всего из этого разбираться станет.
Неужели же, говорят, ваш фасон лучше?
Наш фасон, отвечает, в Туле простой: всякая в своих кружевцах, и наши кружева даже и большие дамы носят.
Они его тоже и своим дамам казали, и там ему чай наливали и спрашивали:
Для чего вы морщитесь?
Он отвечал, что мы, говорит, очень сладко не приучены.
Тогда ему по-русски вприкуску подали. Им показывается, что этак будто хуже, а он говорит:
На наш вкус этак вкуснее.
Ничем его англичане не могли сбить, чтобы он на их жизнь прельстился, а только уговорили его на короткое время погостить, и они его в это время по разным заводам водить будут и все свое искусство покажут.
А потом, говорят, мы его на своем корабле привезем и живоговПетербургдоставим.
На это он согласился.
Лев Толстой «Война и мир». Фрагменты
Ваше сиятельство, легко как! сказал он, почтительно улыбаясь.