Три, товарищ нарком.
Всего три? удивился тот. Ты же доложил о девяти тысячах предметов! Как они могут уместиться в трех ящиках?
Они в основном все мелкие, товарищ нарком: кольца, бусинки, серьги, пластинки сердцевидной формы. А в этом ящике собраны самые крупные.
Ладно. Где остальное?
Вся коллекция размещена в штабном купе, кивнул Дружинин в сторону пассажирского вагона. Прикажете принести?
Нет, пусть пока полежат, сказал нарком. Отыскав кого-то взглядом среди сопровождавших, приказал: Меркулов, принимай коллекцию. А ты нарком повернулся к майору, сдашь все по инвентарным листам, подпишешь акты и можешь быть свободен. Даю два дня отдыха, доволен?
Так точно!
Отдав необходимые распоряжения, нарком уехал. Внутри штабного купе пассажирского вагона уединились двое: директор Пушкинского музея Сергей Меркулов и член трофейной бригады майор Серафим Дружинин. Оба спешно готовили коллекцию к перемещению в специальное хранилище.
Глава третья
Июль 1945 года
Деревянный павильон с надписью «Пиво-воды» был до отказа набит посетителями. В воздухе висела плотная табачная пелена, сквозь которую отовсюду доносились гомон, пьяный смех и мат. Шум не раздражал, а к едкому дымку солдатской махорки Васильков относился спокойно привык за четыре года окопной жизни. Чего не скажешь о кисловатом запахе местного «Жигулевского», дешевой водки и еще бог знает чего.
Васильков отхлебнул из кружки, поморщился. На вкус пиво здорово отличалось от того, каким угощали москвичей довоенные питейные заведения.
«СПГ с прицепом», подмигнул сменившийся сосед, поставил на высокий столик кружку с пенной шапкой, полстакана водки, а на клочок газеты положил бутерброд. Не желаешь?
Спасибо, я только по пиву, отказался Александр.
Ну, как знаешь
Сосед был на костылях. Вместо левой ноги из брючины торчала круглая деревяшка. Приспособив к стойке один костыль, мужик оперся на другой, опрокинул в рот водку, занюхал кусочком хлеба с тонкой
пластинкой серого плавленого сырка и вытянул из кармана мятую пачку ленинградского «Беломора».
Васильков забрел в павильон по дороге домой, отстояв у слесарного верстака первую смену. Оказавшись за проходной, он вдруг почувствовал страшную усталость: голова гудела, руки висели словно плети, ноги налились свинцом, каждая сотня метров давалась с трудом. «Это из-за погоды, поглядел Александр в хмурое небо, или с непривычки. Никогда в своей жизни не выполнял такую однообразную и монотонную работу. Потому, видно, мне слесарное дело и не нравится. Не мое это»
Номерной завод выпускал авиационные моторы. Очень нужное производство даже в мирное время. Василькова приняли на работу сразу и без проволочек. Майор в отставке, член партии с трехлетним стажем, семь боевых орденов и столько же медалей все это говорило о нем лучше любой характеристики. Он не подводил, относясь к новой профессии со всей серьезностью: вникал, присматривался, учился. Уже неплохо получалось, но с каждым днем Александр все отчетливее осознавал, что эта профессия не для него.
Я раз в месяц в этом «шалмане» пивком балуюсь. Что-то тебя раньше не встречал, заметил сосед.
Отвечать не хотелось. Не было настроения завязывать новое знакомство, откровенничать. К счастью, мужик не настаивал.
Курить будешь? пододвинул он пачку.
Васильков вытянул папиросу, привычно смял мундштук. Чиркнув спичкой, все же справился:
А чего же раз в месяц? Или «шалман» не каждый день работает?
Инвалид усмехнулся.
Я, мил человек, сюда рад бы каждый день захаживать, да жизнь моя, с тех пор как потерял ногу, шибко переменилась. Пенсию мне положили по третьей группе аж триста двадцать два рублика, выдали рабочую карточку, прикрепили к инвалидному спецмагазину. В нем и продукты получше, и сразу за месяц можно отовариться.
«Так чего ж тогда?» непонимаючи глядел на соседа бывший майор.
Ну, пенсия моя, сам понимаешь, только паек выкупить, объяснял тот, неспешно потягивая пиво. А пайка на месяц, как ни растягивай, не хватает. Его в три дня можно слопать, за исключением хлеба. Хлеба прилично дают, да невкусный он много не съешь. Вот так, мил человек.
Как же вы справляетесь?
Хочешь жить соображай. В пайке мне две бутылки водки полагается. Я их выкупаю по тридцать целковых каждую. Одну, конечно, употребляю как же без нее, родимой? А вторую тащу на базар. За триста, может, и не продам стоять долго придется, а за двести или двести пятьдесят верняк. На эти деньжата и тяну: где килограмм картошечки перехвачу, где немного маслица или сальца. Вот так, мил человек. Ну, а пиво Он снова сделал мелкий глоток, экономя напиток. С пивом в Москве порядок. Два с полтиной кружечка, или за пять «СПГ с прицепом». Это почитай даром. Тут неподалеку год назад грелка открылась. Так я тебе доложу по секрету: там стакан сладкого чаю с таким же бутербродом всего за полтора целковых подают. Мне когда с голодухи совсем припечет туда ковыляю
Покончив с пивом, Васильков отправился к прилавку и купил еще две для себя и соседа.
Угощайтесь, вернулся он к стойке.
Инвалид удивленно вскинул левую бровь, но возражать не стал принял.