А «Варшавянка» и «Марсельеза» пришли к нам из-за рубежа. Русские революционеры приняли эти песни словно эстафету от революционеров Польши и Франции, Варшавы и Марселя.
Из Франции пришел в Россию и «Интернационал», который стал сейчас гимном нашей Коммунистической партии.
В трудное и тяжелое для народа время начиналась биография революционной песни. И вместе с народом прошла песня весь героический, славный путь.
...Тихо и затаенно звучит в рабочем клубе песня «Красное знамя». Так звучала она когда-то давно...
Торжественно звучат их голоса в притихшем зале:
Наверное, вам не раз приходилось наблюдать такую картину: по шумной и людной улице идут навстречу друг другу два взрослых, солидных человека. Лица у них озабоченные, серьезные, вид деловой. Но вот один из них случайно поднял голову, увидел другого и... сразу оба помолодели. Они останавливаются посредине тротуара, смеются, без конца повторяют: «А помнишь? А помнишь?» И так при этом откровенно, по-мальчишески радуются, что просто зависть берет.
Любой поймет встретились друзья детства.
По разным городам нашей страны разъехались друзья моего пионерского детства. Но каждый раз, встречаясь, мы тоже без конца говорим друг другу «а помнишь», радуемся, молодеем и долго стоим на тротуаре, мешая прохожим.
И при этом всегда вспоминаем человека, который даже в нашем пионерском коллективе был самым молодым, хотя стукнуло ему в то время столько лет, сколько нам сейчас.
Было это в середине тридцатых годов. Нам, ленинградским пионерам, только что подарили в то время дворец. Он был ослепительно прекрасен, и просто не верилось, что мы действительно хозяева всего этого великолепия.
Мы принимали у себя во дворце наших взрослых гостей, усаживали их на шелковые кресла и диваны, водили по залам, гостиным, классам и мастерским. Мы были горды, счастливы; и песни, которые звучали тогда во дворце, тоже были песнями счастья.
Больше всех мы любили, пожалуй, песню, которую услышали впервые в кинофильме «Концерт Бетховена». Называлась она «Эх, хорошо!» И сейчас, наверное, многие ее знают и любят.
Нам нравились слова этой песни:
Нравилась и мелодия, стремительная и радостная, простая и певучая. И хотя полет на Луну был тогда еще вовсе недосягаемой мечтой, мы верили, что так оно и будет. Верили и пели:
Пел ее в фильме сын капитана Гранта, смелый Роберт мальчишка с горячим, преданным сердцем и благородной душой.
Догадались, о какой песне я говорю? Это песня о веселом ветре:
И конечно же, мы мечтали увидеть у себя, в нашем дворце, автора песен, композитора Дунаевского.
Два-три года в детстве это большой срок. И нам в 19361937 годах казалось, что имя Дунаевского мы услышали очень давно. На самом же деле о Дунаевском страна узнала в 1934 году, когда на экраны вышел фильм «Веселые ребята» и все услышали впервые «Марш веселых ребят».
Сейчас, говоря о фильме «Веселые ребята», вы назовете его старым фильмом. А вот о «Марше веселых ребят» вы и сейчас этого не скажете. Когда бы и где бы вы ни услышали его мелодию с четким, задорным ритмом, вам сразу же захочется подхватить со всеми вместе:
Представляете себе теперь, как мы мечтали о встрече с Дунаевским? Мы просили ребят из клуба юных любителей музыки (был такой клуб при Дворце пионеров) пригласить Дунаевского на творческую встречу. Им, конечно, удобнее всех это сделать, думали мы. Им, как говорится, и карты в руки.
Но, пока мы мечтали и строили планы, Исаак Осипович сам пришел к нам, и не просто в гости.
Однажды нам сказали, что при Ленинградском Дворце пионеров организуется ансамбль пионерской песни и пляски и что руководить этим ансамблем приглашен... Дунаевский!
Думаете, мы обрадовались? Ничего подобного. Мы испугались.
Одно дело пригласить известного, любимого композитора в гости, и совсем другое... Ох, даже подумать страшно.
Лучшая наша певица, Лена Сорокина, которая очень хорошо, всегда с удовольствием пела песню Дунаевского «Дальняя сторожка», теряла голос от одной мысли, что ей придется петь «Сторожку» при Дунаевском.
Подумать только, ведь это же он сам написал, а я так вот вдруг возьму и буду при нем петь, плакала Лена. Ни за что!
Хотя мы подсмеивались над ее горькими, отчаянными слезами, нам тоже было очень страшно. Что мы скажем, когда он придет? И вообще как все это будет?
Он вошел в нашу большую гостиную как-то очень просто. Невысокий, ничем не примечательный человек. Уютно уселся за столом, посмотрел на нас, улыбнулся, и всем сразу стало весело и радостно, будто он сказал нам что-то очень хорошее, что-то очень приятное для каждого.