Я закрыл их дверь и вошел к себе. Комната была простой, но невероятно изысканной. Я подошел к окну и посмотрел на сад, освещенный луной. Тишина. Покой. Но внутри меня бушевала буря. Я лег на кровать и провалился в невероятно удобный матрас. Закрыл глаза. Усталость навалилась мгновенно. Но даже сквозь нее в мозгу, как неоновая вывеска, горел один-единственный вопрос: «Куда, черт возьми, я вляпался?»
Глава 21
Она появилась не из мрака, а уже была здесь, словно ждала меня. Старушка. Та самая.
Она не смотрела на меня. В ее костлявых руках была изящная клетка из тусклого серебра. Внутри, на бархатной жердочке, спала крошечная птица с перьями цвета лунного света. Она не пела, а ее грудка едва заметно вздымалась в такт дыханию.
Красивая клетка, не так ли? проскрипел ее голос, нарушая мертвую тишину. Крепкая. Надежная. Прям как тело для души. Но что будет, если замок сломается от сильного удара?
Она несильно встряхнула клетку. Дверца не открылась, но сквозь серебряные прутья просочился светящийся полупрозрачный силуэт спящей птицы. Этот призрачный двойник вспорхнул и завис в воздухе рядом с клеткой такой же живой, но бесплотный растерянно озираясь по сторонам. Настоящая птица внутри так и осталась лежать без движения.
Песня затихнет для мира, продолжала старуха, указывая на клетку. Но птица не умрет. Она просто забудет дорогу домой. Будет летать рядом, невидимая и неслышимая для всех.
Я хотел что-то сказать, но мой взгляд был прикован к этой дрожащей светящейся пташке.
Тогда старуха повернулась ко мне. Ее глаза впились в меня.
А ты... тебе придется заплатить за право ее слышать.
Зеркальный пол подо мной треснул и рассыпался. Я полетел вниз, в ледяную,
бездонную воду, что скрывалась под тьмой. Вода хлынула в легкие. Я тонул. Я знал это чувство. Тьма смыкалась, забирая остатки сознания.
Но когда мрак стал абсолютным, я почувствовал прикосновение к своим векам. Ледяное, как сама пустота.
Третья встреча с ней заберет твой старый взор, прошептал голос старухи прямо у меня в голове. Но подарит новый.
Я открыл глаза.
Я все еще был под водой, но больше не тонул. Я дышал. И я мог видеть. Вода не была преградой. И я увидел ее ту самую призрачную птицу, что кружила теперь надо мной в черной толще воды, одинокая и испуганная. Она была единственным источником света в этой бездне.
И тогда я заметил красную нить. Один ее конец тянулся от моего пальца, а второй был привязан к лапке светящейся птицы. Это была единственная связь между нами в этом холодном мертвом мире.
Клетка останется цела, эхом пронесся голос старухи, когда видение начало таять. Но птицу увидят лишь те глаза, что сами заглянули за край.
Резкий толчок. Я чувствовал, как крик рвется из груди, разрывая легкие, но наружу выходил лишь беззвучный хрип. Я кричал, кричал, кричал
И проснулся от собственного неслышного вопля, который в реальности превратился в заливистый, беззаботный смех, доносившийся из-за окна.
Черт возьми, ну и сон.
Я перевернулся на другой бок, натягивая шелковое одеяло на голову. Шелк! Ей-богу, я спал на облаке, сотканном из утреннего тумана и взбитых сливок. Кровать была настолько огромной, что казалось, будто я уснул на клумбе в саду небесного императора. Но даже это великолепие не могло заглушить источник шума.
Смех не унимался. Он был звонким, детским, и в нем было столько неподдельной радости, что злиться было как-то неправильно. Сдавшись, я с трудом разлепил веки и сел. Комната, в которой я очнулся, была произведением искусства. Вчера вечером я ее не сильно рассматривал, сразу же отрубившись, как голова коснулась подушки. Высокие потолки, стены с тонким золотым узором, антикварная мебель из темного дерева. Через огромное, от пола до потолка, окно лился мягкий утренний свет.
Я осторожно выглянул наружу.
Там, на идеально подстриженном газоне, больше похожем на изумрудный ковер, играли Хана и Мика. Девчонки, присев на корточки у небольшого пруда, пытались поймать руками здоровенного золотого карпа, который лениво и совершенно невозмутимо уворачивался от их выпадов, сверкая на солнце чешуей. Каждый его маневр вызывал у девочек новый приступ хохота, чистого и беззаботного.
Я отошёл от окна, чувствуя себя совершенно неуместным в этой роскоши. Взгляд упал на кресло, где вчера вечером я небрежно бросил свою одежду. Моей любимой, слегка потрёпанной футболки и удобных, но видавших виды штанов не было. Исчезли. Будто их ветром унесло в окно в неизвестном направлении.
Зато на комоде, аккуратно сложенная, лежала совершенно новая одежда. Светло-серая футболка из мягкого хлопка и тёмные свободного кроя штаны. Я приподнял футболку и обомлел. На внутренней стороне воротника красовался ценник, от которого мне стало дурно. Сумма на нём могла бы покрыть мои расходы на еду за полгода. Кажется, я только что стал обладателем самой дорогой в моей жизни одежды.
Я быстро переоделся, стараясь не смотреть лишний раз на оборванный ценик. И сразу понял: нужно было выбираться отсюда. Забрать девчонок и ехать домой. Тем более Тут я стукнул себя по голове. У меня же рабочий день! Тайга меня убьет, воскресит и снова убьет, но на этот раз с особой жестокостью.