Адреналин, внутривенно! Быстро!
Может, дефибриллятор?! фельдшер уже тянулся к панели.
Нет, не вздумай! я глотнул воздух. Это не фибрилляция. Прямая линия. Только массаж и препараты!
Раз. Два. Тридцать.
Вдох. Вдох. Цикл.
Ещё. Ещё.
Я не смотрел на экран, только слышал только пульсацию в своей голове. В этот момент я бился за сердце так, как будто бился за своё.
На пятом цикле на мониторе дрогнула линия.
Один зубец.
Потом второй.
Есть пульс! выдохнул фельдшер. Вернулся!
Я снова схватился за фонендоскоп. Сердце билось. Часто, аритмично, но билось. Однако хрипы в груди стали сильнее, а под кожей на шее я нащупал характерный хруст, похожий на скрип снега. Подкожная эмфизема. Воздух из поврежденного легкого просачивался в ткани.
И тут меня осенило. Разрыв лёгкого или пневмоторакс. Может быть, скопление воздуха или крови в плевральной
полости. А может в перикарде. Именно это давит на сердце, не даёт ему сокращаться. Тампонада. Вот почему сердце встало. И если не убрать давление немедленно, оно остановится снова. Уже навсегда.
Нам нужно его дренировать! крикнул я, глядя на фельдшера. Прямо сейчас! У тебя есть дренажный набор? Торакоцентез? Хоть что-нибудь?!
Он посмотрел на меня с отчаянием.
Нет У нас в укладке ничего такого нет! Только кислород, бинты стандартный набор!
Я лихорадочно обшарил взглядом убогое нутро машины скорой помощи. Ничего. Пустота. И в этот момент мой взгляд упал на карман его рубашки. Оттуда торчал кончик обычной шариковой ручки. Пластмассовой, с прозрачным корпусом.
Эврика!
Не говоря ни слова, я выхватил ручку.
Эй! Это моя счастливая ручка! возмутился фельдшер.
Я проигнорировал его вопль. Одним движением вытащил стержень, другим сломал корпус пополам, получив две полые трубки с острыми краями.
Вы с ума сошли?!
Я схватил флакон с антисептиком и щедро полил обломок ручки и свои руки.
Держи его!
Фельдшер, ничего не понимая, вцепился в плечи пациента. Я нащупал точку между ребрами. Четвертое межреберье по левой среднеключичной линии. Точка Ларрея. Прямой доступ к перикарду. Я зажмурился на секунду. «Господи, если ты есть, прости меня за это варварство».
И вонзил острый край пластика в грудь человека.
Был слышен хруст кожи, потом мягкое сопротивление мышц. Я надавил сильнее. И вдруг ощущение провала. Я в полости. Из полой трубки корпуса хлынула струя. Темная, венозная кровь ударила в потолок машины, забрызгав все вокруг.
Мама прошептал фельдшер и, кажется, позеленел.
Но я видел, как на мониторе давление медленно, но верно поползло вверх. Пульс стал ровнее. Пациент судорожно вздохнул, а потом еще раз, уже глубже. Мы его вытащили. Пока что.
И в этот самый момент машина резко затормозила. Мы приехали.
Я выскочил из скорой, не обращая внимания на перепачканную кровью футболку и помогая выкатить носилки, и помчался ко входу в приемное отделение. Но путь мне преградил охранник внушительных размеров дядька с лицом, не обезображенным интеллектом.
Стоп! Вам туда нельзя. Только персонал больницы. Проходите через главный холл, регистрируйтесь.
Я врач! Я с ним приехал! задыхаясь, прокричал я.
Не положено, отрезал он, выставляя руку. Правила для всех одни.
Я готов был его убить. Но спорить было бесполезно. Носилки с пациентом и перепуганным фельдшером уже скрылись за дверями, а я остался стоять, как идиот, провожая их взглядом. Пришлось, чертыхаясь, обходить здание и заходить через центральный вход.
Я рухнул на жесткий стул в холле, чувствуя, как отпускает адреналин, сменяясь дикой усталостью. В голове был полный туман. Я спас человека при помощи шариковой ручки. Если бы мне кто раньше сказал, что я на такое безрассудство решусь, то покрутил бы я пальцем у виска и посоветовал ему сменить психиатра.
И тут я увидел их. Ко мне, расталкивая немногочисленных посетителей, бежали Хана, Хината и та маленькая девочка. Малышка уже не плакала, а сосредоточенно сосала огромный леденец на палочке, который, видимо, купила ей Хана. Хината что-то показывала ей на пальцах, и девочка даже пыталась улыбнуться.
Братец! Хана подбежала ко мне, за ней семенили остальные.
Я вскочил и крепко обнял их всех.
Все хорошо, прошептал я, хотя сам в этом не был уверен.
Мы успокоили малышку, прошептала мне в грудь Хана. Ее зовут Мика. Мы купили ей леденец. А Хината показала ей фокус с монеткой.
Я посмотрел на Хинату, которая в этот момент как раз «доставала» монетку из-за уха Мики. Та тихо хихикнула.
Ты молодец, Хана, я потрепал ее по волосам. Ты очень взрослая.
Хана кивнула, и мы все вместе сели на скамейку. Мика, кажется, совсем вымоталась и теперь сонно терла глазки, прижимаясь к ноге Хинаты.
Время в больничных холлах течет по-особому вязко и липко, как патока. Оно цепляется за тиканье настенных часов, за стерильный запах антисептика, за приглушенные разговоры близких и родных пациентов. Минуты растягиваются в вечность и превращаются в мгновения. Хината, измотанная переживаниями, задремала у меня на плече. Хана тихонько поглаживала по голове Мику, которая двумя ручками обнимала большую плюшевую альпаку.
И тут двери больницы распахнулись с такой силой, что чуть не слетели с петель. В холл буквально влетела взволнованная молодая девушка, с растрепанными волосами и безумными от ужаса глазами. Она металась по холлу, заглядывая в лица редких посетителей.