Скальпель.
Правосторонняя переднебоковая торакотомия. Разрез. Пила. Расширитель. Можно сказать, обычная рутина. Но когда ребра разошлись, и мы заглянули внутрь, даже я, видавший всякое, невольно задержал дыхание.
Это было жутко
Огромный, перламутрово-белый, полупрозрачный шар занимал почти всю правую половину грудной клетки. Он был напряжен и переливался под светом ламп, словно гигантская жемчужина. Сквозь его стенки просвечивала желтоватая жидкость. Правое легкое было сжато и съежилось до размеров
кулака. А сердце сердце было оттеснено в сторону, и его правые отделы были буквально вдавлены в эту чудовищную конструкцию.
М-да, только и сказал Тайга. Похоже, русалок там все-таки нет. Жаль.
Даже он не удержался от черного юмора. Это значило, что дело действительно серьезное.
Начинаем мобилизацию, его голос снова стал стальным. Работай предельно аккуратно. Отсос наготове. Херовато, твоя задача постоянно орошать ткани и следить за натяжением. Мне нужны идеальные условия.
И мы начали. Это была не хирургия. Это была работа сапера. Мы медленно, миллиметр за миллиметром, отделяли стенку кисты от окружающих тканей. Она была тонкой, как пергамент, и грозила лопнуть от малейшего прикосновения. А под ней жизненно важные сосуды и трепещущее сердце.
Я держал в руках маленький тупфер и, словно художник, протирал операционное поле, создавая для Тайги идеальную видимость.
Адгезия с перикардом, констатировал он. Очень плотная.
Это был самый опасный участок. Стенка кисты буквально вросла в наружную оболочку сердца.
Дисектор, тихо сказал я медсестре, предугадав его следующий шаг.
Тайга взял инструмент и начал ювелирную работу. Он не резал. Он словно просачивался между тканями, разделяя их на атомарном уровне. Я видел, как под тонкой пленкой пульсирует стенка правого предсердия. Еще одно неверное движение и
Но я не думал об этом. Я просто работал. Подавал инструменты, держал крючки, отводил легкое. Прошел час. Потом второй. Пот заливал глаза, спина превратилась в каменный столб, но мы не останавливались. И вот, наконец, самый сложный участок был пройден. Киста была почти полностью отделена. Она держалась лишь на тонкой ножке у основания.
Зажим на ножку, скомандовал Тайга.
Я наложил зажим.
Ножницы.
Он аккуратно пересек ножку. И вот оно. Гигантское образование, еще секунду назад бывшее частью человека, теперь лежало в лотке, беспомощное и чужеродное.
В патологию, срочно. Надо исключить нетипичный рост, пробормотал я.
Ушиваем, выдохнул Тайга.
Остальное было уже делом техники. Расправить легкое, поставить дренажи, свести ребра, наложить швы. Когда я завязывал последний узел на коже, я снпочувствовал, как по телу прокатилась волна дрожи. Отходняк. Адреналин отступал, уступая место чудовищной усталости.
Мы вышли в предоперационную. Тайга снял маску и прислонился к стене. Он был бледен, и под глазами залегли темные тени.
Хорошая работа, тихо сказал он.
***
После той операции я, кажется, потерял счет дням. Они слились в один бесконечный цикл: обход, операции, дежурства, короткие провалы в сон на больничной кушетке и снова по кругу. Я работал на автомате, подпитываясь кофеином и упрямством. Я ассистировал Тайге на всех операциях.
Я даже похудел, а под глазами залегли такие круги, что Танака всерьез предложил мне замаскироваться под панду и пойти работать в зоопарк мол, там хотя бы кормят и спать дают. Я почти не бывал дома. Дети с приюта присылали мне смешные рисунки и записки, которые Аяка аккуратно оставляла на моем столе
Развязка наступила на четвертый или пятый день этого марафона. Мы стояли в ординаторской. Я пытался заполнить историю болезни, но буквы расплывались перед глазами, а ручка, казалось, весила тонну.
Херовато.
Я поднял голову. Передо мной стоял Тайга. Он молча смотрел на меня, и в его взгляде я впервые увидел нечто похожее на беспокойство?
Когда ты в последний раз спал? спросил он. Не в приказном, а в каком-то обычном, человеческом тоне.
Вчера, профессор. Часа три.
Врешь, отрезал он. У тебя зрачки не реагируют на свет и руки дрожат.
Я посмотрел на свою руку. И вправду, едва заметно дрожала. Рука хирурга. Мой главный инструмент. Мое все. И она дрожала.
Ты довел себя до ручки, констатировал Тайга. Еще один день в таком режиме, и я не смогу доверить тебе даже скальпель подать.
Он помолчал, а потом сказал то, чего я никак не ожидал.
Завтра и послезавтра у тебя выходной.
Я уставился на него.
Что, простите?
Выходной. Это приказ. И чтобы я тебя в радиусе километра от больницы не видел, сказал Тайга, как отрезал, а затем развернулся и ушел, не дав мне возможности возразить.
Я был таким всегда. Погружался в хирургию с головой, совсем не думая о последствиях. Мог неделями работать, довольствуясь минутами сна в обеденный перерыв. Наталья Львовна всегда мне говорила, что такой образ жизни меня до добра не доведет, но я лишь качал головой. И теперь я даже во сне перерабатываю.
Добрался я до дома уже поздно вечером, в состоянии, близком к анабиозу. В голове была
одна-единственная мысль: кровать. Горизонтальная поверхность. Сон. Двенадцать четыре часа сна. Минимум.