Мы с маменькой дружно посмотрели на Нюшку. Уж воспитанницу-то можно было не спрашивать, маленькая еще, но
Куда вы, туда и я.
Мы с маменькой снова переглянулись, подавили улыбки.
Идемте спать, приказала маменька и я почувствовал себя маленьким. Но мне не жалко.
Спокойной ночи, поцеловал я маменьку, потрепал Аньке волосы на макушку, спустил ладонь пониже, к виску надо бы дернуть за ухо и, не со зла, а профилактики ради, но в последний момент передумал жалко.
Когда отправился к себе, услышал маменькин голос:
Аня, будешь опять лягаться выгоню. Пойдешь спать на коврик.
Я сделал вид, что иду, но сам прислушался. Интересно же. И мне самому, да и читателям тоже.
Так я же сплю, Ольга Николаевна! отозвалась Нюшка шепотом. А откуда я во сне знаю лягаюсь или нет? Вы вон, тоже меня локтем так двинули словно коза копытом. И как это Александр Иванович до сих пор жив? Небось, весь в синяках ходит.
Бух!
Йес! Маменька, мои поздравления! Хоть кто-то осмеливается дать девчонке по заднице.
Я уже барышня, меня бить нельзя, загундосила Анька.
Бух!
Пока нет шестнадцати лет бить можно. И не барышня ты еще, а ребенок.
Бить детей ремнем по попе запрещает Красный крест
Это еще откуда? Я сейчас тебя веником, безо всяких крестов так наподдам пообещала маменька.
Да ну, Ольга Николаевна, хватит уж бить-то меня, у меня попа-то не казенная
Ох, горе ты мое. А что за красный крест такой? Откуда нахваталась?
Звуки голосов уже еле-еле слышны, но вроде, маменька начала жалеть воспитанницу.
М-да Пошел я, пошел. И очень быстро. Маменька с бывшей кухаркой спелись, сейчас помирятся.
А в кабинете дядюшки меня поджидала почта. В Москве ее отчего-то разносят вечером, хотя положено бы с утра. Или Винклеры не пользуются услугами почтальонов, а посылают прислугу на почту?
Так, сегодня аж три конверта. Самый красивый, подписанный самым красивым почерком от Леночки. Его вскрыл бы сразу, но оставлю на сладкое. Имеется конверт от господина Абрютина. Странно. Но Василий у меня нынче в штрафниках. Прощу, разумеется, но письмо прочитаю попозже.
А это откуда и от кого? Почерк корявый, улица Фурштатская, куда отправляется моя почта, чтобы потом ее переслали в Москву, прописана как Фурдшытатская. Обратный адрес село Неласское Череповского уезда. Вишь, бывший помощник прокурора меня когда-то стыдил, а кое-кто делает ошибки даже в названиях. И я даже знаю, что это мой сельский коллега, который увел у меня квартирную хозяйку, а заодно и любовницу. Его послание и открою первым.
На столе у Павла
Андреевича имеется специальный нож, поэтому я аккуратно взрезал конверт. Ишь, а он не только с письмом, но и с четырьмя красненькими десятками. Значит, сорок рублей. Деньги лишними не бывают. Будем считать, что это компенсация за будущую службу в Московском окружном суде.
Петр Генрихович просил прощения, что только сейчас сподобился вернуть мне еще часть своего долга мол, только-только рассчитался с кредиторами, у которых опять одалживался на школу, памятуя, что господин Чернавский любезно не устанавливал ему сроков возвращения денег. Пишет что за ним еще остается двести рублей.
Нет, господин Чернавский, разумеется, с ножом к горлу не пристанет мол, отдавай свой долг, но он не забыл, что в долг дадено триста рублей, из которых возвращено пятьдесят. Триста минус девяносто получается двести десять, а не двести. Или у Литтенбранта какая-то другая математика? Десять рублей не велики деньги, но все равно. А может, Петр Генрихович решил вычесть из своего долга мое проживание в доме Натальи в мае? Но мы уговаривались, что я плачу лишь по апрель. Не знаю, даже гадать не стану.
Еще Петр Генрихович пишет, что с продажей дома в Череповце появились сложности. Купец из Тихвина, обещавший заплатить триста рублей, передумал переезжать. А они очень рассчитывали на эти деньги.
Еще господин Литтенбрант сообщил, что собирается держать испытания на очередной чин, готов, ради любимой жены стать и губернским секретарем.
Похвально, что в нашем «аглицком джентльмене» проснулись амбиции. Или Наталья его подвигла? Несолидно бывшей коллежской асессорше быть теперь коллежской регистраторшей. Ну и пусть, все правильно. Дядьке в сорок с лишним быть на нижней ступени Табеля о рангах несолидно. И жалованье станет на десять рублей больше.
На дом они покупателей не могут найти. А не намек ли это на то, что его супруга желает продлить аренду своего дома? Тоже пока ничего не могу сказать. В принципе, если я вернусь из Москвы не так, как рассчитывал, а пораньше, то мне где-то придется жить. Да и позже бы вернулся все равно бы искать квартиру. А к дому Натальи я же привык. Пожалуй, отпишу Литтенбранту, чтобы Наталья Никифоровна, если у нее не появится покупатель, оставила дом за мной. А деньги предположим, месяца за три или четыре, я вышлю. Но ответное письмо напишу завтра, все равно весь день свободный.
Следующее письмо от господина исправника, надворного советника Абрютина.