Господин следователь. Книга девятая.
Пролог
И что, долго он мне повторять станет? Сам знаю, что хорошо. Лежал я в коме три года, словно кабачок на грядке, теперь начинаю приходить в себя и вновь становиться человеком. А ведь такая интересная жизнь была! Захолустный Череповец и я, с орденом святого Владимира. Делом интересным занимался. Расследовал уголовные дела. Невеста, похожая на мою Ленку.
При мысли о Ленке стало муторно на душе. Бросила, значит, меня.Но эта девочка юная врачиха, похожая на Аньку, сказала, что она два года навещала жениха, впавшего в кому. С точки зрения здравого смысла она права. Время уходит, а выйдет ли из комы жених, неизвестно. Понять-то можно, но все равно, обидно.
Иван, ты глаза-то не закрывай. Моргни.
Ну, раз так хочется доктору моргну. Да, а почему я опять Иван? Только что Дмитрием был.
Открыв глаза увидел обеспокоенный взгляд. И это оказался не взгляд моего лечащего врача (или, кто он там?), а моего друга. Врачи, разумеется, умеют смотреть в глаза пациентов с сочувствием, но это профессиональное сочувствие, а здесь настоящее. Родное, можно сказать. Точно, надворный советник Абрютин. Вряд ли врач в больнице нацепил на себя старинный мундир, да еще и ордена с медалями.
Так что, не умчался я в свой 21 век? Выходит, что и нет. Не знаю, хорошо это или плохо. Потом подумаю.
Дозвольте, ваше высокоблагородие? спросил чей-то голос. Кажется, здешнего урядника Серафима Макаровича Я в госпитале лежал, а потом при нем же в санитарах полгода служил.
Меня приподняли и усадили, прислонив к какому-то бревну. Кто-то что-то задел и мне опять стало больно. Не так, чтобы терять сознание, но чувствительно.
Я зашипел, стараясь удержать в себе нехорошие слова.
Вы, ваше высокоблагородие, ругайтесь, посоветовал урядник, ощупывавший мою руку. Ругайтесь, вам легше станет.
В следующий раз, пообещал я.
Типун тебе на язык, с серьезным видом сказал Абрютин. Ты лучше сейчас ругайся, чтобы следующего раза не было.
Рука задета, а кость нет. Мякоть. доложил урядник.
Мякоть это ничего, утешил меня исправник, потом встревожился. А пуля где? В груди? А почему крови нет?
Никак нет, в крест попала. Сейчас руку перевяжу.
В крест? В смысле в орден? Или в нательный? Если в нательный, так она мне его внутрь вдавила.
Услышав, что пуля все-таки не во мне, стало легче. Вот, что доброе слово-то делает! Скосив глаз на свой левый бок, заметил, что мой орден слегка покорежен, сдвинул его и увидел дырку в мундире. Осторожно, опасаясь, что сейчас ткну в рану, просунул руку за борт сюртука, пощупал Ну ё-моё!
Я вытащил на свет божий отцовские часы. В крышке вмятина, в которой застрялапуля. Зачем-то потряс. Услышал, что внутри все звенит. Не иначе разбитое стеклышко и детали. Мать твою-перемать!
Похоже, выматерился вслух.
Иван, ты чего? не понял вначале исправник. Увидев мою утрату, выдохнул: Ну, Ваня, сам не представляешь, как тебе повезло! Он же с трех саженей стрелял. Верно, порох подмоченный был, а иначе бы насквозь прошибло.
Ага, повезло, пробурчал я. Этот гад отцовский подарок загубил. А где, кстати, беглец?
Так вон он лежит, кивнул Абрютин. Слышишь, как воет?
Я приподнял голову и увидел, что на земле, лицом вниз лежит связанный за локти Опарышев. Он и на самом деле выл, как голодная собака.
Никак спятил? предположил урядник.
Кто его знает? Может, и на самом деле спятил, а может и нет. Но, вероятней всего, сошел с ума. В здравом уме еще никто не пытался убить исправника.
Рука болела, а заодно и грудь. А еще слегка побаливала голова. Хотя, какая связь головы и туловища с рукой?
Интересно, сломанные ребра есть или нет? Вздохнув поглубже, попытался определить самостоятельно. Кажется, если имеются сломанные ребра, должен быть кашель с кровью. Или необязательно с кровью? Надо бы флюорографию сделать, тогда точно определят. Где у нас рентген есть поблизости?
Ага, рентген тебе До изобретения рентгена еще несколько лет, а до внедрения рентгеновских аппаратов лет тридцать, а то и больше. А вот остался бы в больнице из 21 века, так и рентген бы сделали, и УЗИ, и томографию мозга. Мозг, вроде, не поврежден, но кто его знает?
Сейчас мы тебя к старосте отвезем, пообещал Абрютин. В Ольхове земская больница есть, а за врачом я уже послал.
Закряхтев, как старый старик, опираясь на Василия, я встал. Вроде и ничего, ноги держат. Как
сумев, под ручку (правую) с Василием Яковлечивем, доковылял до нашего тарантаса. Опять-таки, с чужой помощью взгромоздился на сиденье. А вроде и ничего. Все, конечно, болит, но терпимо. Не тошнит, значит, мозги на месте, голова не кружится.
На, хлебни, протянул мне исправник фляжку. Только не увлекайся.
Фляжка-то урядника. Увлекаться не стану, но глотну.
О, тепленькая пошла. В том смысле что на душе потеплело и в башку стукнуло. Захотелось еще, но лучше не стоит. Возвращая емкость исправнику, предложил:
Так может, сразу до Череповца? Уж, как-нибудь за четыре часа доедем, а там кому-нибудь и сдамся. Пусть даже Федышинскому, если он руки помоет.
Отставной статский советник неплохо управлялся с лечением в Паче. Помню, как он пользовал мальчишку, напоровшегося на зубья бороны. Авось, раненую руку мне не отрежет.