Открытка хранится у него в каюте. Проснувшись нынче утром, Шон всматривается в репродукцию, изучает все возможные сюжеты и перспективы, которые жена перечислила на обороте. Король, королева, фрейлины, девочка, зеркало, художник. Шон не сразу осознает, что его взгляд прикован к открытке. Ему чудится, будто он не досмотрел сон, в голове роятся беспорядочные мысли. Шон выбирается из спального мешка, надевает беговую форму и, направляясь к пищеблоку за кофе, видит в иллюминаторе ни на что другое не похожую северную оконечность Омана, вдающуюся в Персидский залив. Над темно-синим Аравийским морем плывут пылевые облака, вот огромное устье Инда, а вон там Карачи, невидимый сейчас, при свете дня, ночью город превращается в сложную сеть штрихов, навевающую Шону воспоминания о геометрических рисунках школьных лет.
По произвольно выбранному временному измерению, которое принято здесь, где времени как такового не существует, сейчас шесть утра. Остальные встают.
Глядя вниз, члены экипажа понимают, почему планету называют матерью-Землей. Все они подчас испытывают это же ощущение, проводят параллель между Землей и матерью, что, в свою очередь, заставляет их чувствовать себя детьми. В чисто выбритом андрогинном покачивании, в шортах утвержденного образца и вязкой еде, в соке, который пьют через соломинку, в праздничной гирлянде, в ранних отходах ко сну, в вынужденной невинности подчиненных долгу дней все они здесь, наверху, вдруг забывают, что являются астронавтами, и возвращаются в детство, становятся маленькими, беспомощными. Величественная родительница непрерывно наблюдает за ними с той стороны стеклянного купола.
В последние дни это чувствуется как никогда остро. В пятницу вечером Тиэ приплыла в российский сегмент станции, где ее коллеги готовили ужин, и с бесцветным от потрясения лицом проговорила, моя мать умерла. Шон выпустил из рук пакетик лапши, и тот закачался над столом; Пьетро переместился на три фута, склонил голову и взял руки Тиэ в свои настолько плавным движением, что оно выглядело отрепетированным; Нелл же неразборчиво забормотала что? как? когда? что? и увидела, как бледное лицо Тиэ вдруг покраснело, будто произнесение этих слов усилило ее горе.
Начиная с момента, когда услышали эту трагическую новость, члены экипажа то и дело ловят себя на том, что смотрят вниз на Землю, которую облетают (траектория кажется извилистой, что, впрочем, не так и далеко от истины), а в голове на разные лады повторяется одно и то же слово «мать». Отныне этот крутящийся сияющий шар, который за год невольно совершает оборот вокруг Солнца, единственный родитель Тиэ. Она осталась сиротой: ее отец умер десять лет назад. Только про этот шар Тиэ теперь и может сказать, что он подарил ей жизнь. Без него жизни нет. Без этой планеты жизни нет. О чем тут еще рассуждать.
Придумай что-нибудь новое, периодически велит каждый из них самому себе. Мысли, которые приходят в голову на орбите, слишком помпезны и стары. Придумай что-нибудь новое, абсолютно свежее, такое, чего еще никогда не было.
Однако новых мыслей нет. Есть лишь старые мысли, рожденные в новые мгновения, например, такая: без Земли нам всем конец. Без ее милости нам не прожить и секунды, мы моряки в водах опасного темного моря, без нашего корабля-Земли мы утонем.
Никто из них не знает, что сказать Тиэ, какое утешение предложить тому, кто переживает шок от тяжелой утраты, находясь в космосе. Разумеется, ты хочешь вернуться домой и проводить близкого человека в последний путь. Слова не нужны; взгляни в иллюминатор, и ты увидишь, как сияние удваивается, учетверяется. Отсюда Земля похожа на рай. Она струится цветом. Слепит обнадеживающим цветом. С Земли люди смотрят вверх и думают, что рай где-то в другом месте, а вот астронавты и космонавты подчас говорят себе: возможно, все мы, рожденные на Земле, уже умерли и находимся в загробном мире. Если после смерти нам предстоит отправиться в невероятное, с трудом воображаемое место, им вполне может оказаться этот блестящий далекий шар с его чудесными одинокими световыми шоу.
С витка 1 на виток 2
Сегодня экипаж из четырех человек стартовал
к Луне и только что преодолел скромную орбитальную высоту космической станции в двести пятьдесят миль над планетой. Лунные астронавты проносятся мимо них в сиянии славы, щеголяя нарядами и суперкрутым кораблем общей стоимостью пять миллиардов долларов.
В кои-то веки вас кто-то обставил, говорят коллеги с Земли. Вы вчерашние новости, шутят они, а Пьетро в ответ шутит, что вчерашние новости приятнее завтрашних если они понимают, о чем он. Астронавты и космонавты предпочитают вообще не становиться героями новостей. Кроме того, думает молчащая Тиэ, там, внизу, на Земле, ее мать. Там, внизу, все, что осталось от ее матери. Тиэ лучше побудет еще какое-то время здесь, на этом аркане, обвивающемся вокруг Земли, чем увидит, как та просто исчезнет в зеркале заднего вида. Антон тоже молчит и смотрит через панорамный иллюминатор туда, где, как ему известно, находятся созвездия Пегаса и Андромеды, хотя невооруженным глазом он не может различить их среди миллионов других звезд. Он устал. Здесь, наверху, плохо спится, непрерывная смена часовых поясов сбивает разум с толку. Вот Сатурн, а вон там Орел, очертаниями напоминающий самолет. До Луны рукой подать. Однажды я доберусь туда, обещает он себе.