Но главным из утренних сюрпризов Крючкова было открытие, что в Москве
существует параллельная радиовещательная слаботочная сеть, имеющая возможность отключать официальную трансляцию. Где находятся ее передатчики, было неизвестно. Крючков вызвал Прилукова и спросил шефа московского управления, что это значит? Из радиоточки в кабинете Крючкова отмодулированный бархатный голос диктора вещал: «Сограждане! В стране произошел военный переворот. Никакого подчинения незаконной хунте, именующей себя ГКЧП. Через несколько минут мы передадим обращение президента России Ельцина к народу! Сограждане, группа аппаратчиков свергла законного президента»
Затем в эфире снова появилась радиостанция «Эхо Москвы», уже трижды разгоняемая с раннего утра, когда одновременно с «Заявлением» ГКЧП объявила, что в стране произошел антиконституционный переворот, а президент Горбачев сидит под арестом в Форосе. За станцией гонялись три спецназа разного подчинения, арестовывали дикторов, крушили аппаратуру, отключали ток. Но станция снова оживала и сейчас выяснилось, что она вещает уже из Белого Дома России.
Крючков вдруг понял, что внезапность не удалась. Какие-то силы и структуры, о которых даже он не знал, оказались прекрасно подготовленными к событиям. Содержание передач радиостанций говорило об их прекрасной осведомленности, заставляло предполагать, что источники информации находятся где-то в недрах его собственного ведомства и Генштаба
Между тем танки и транспортеры двух бронетанковых дивизий, брошенные на улицах столицы, продолжали стоять без действия и без всякой пользы. Не евшие со вчерашнего дня солдаты нервничали. Обещанные кухни, конечно, не прибыли. Даже если кто-нибудь о них вспомнил, то пробиться к Москве уже не было никакой возможности. Все дороги, ведущие в столицу со всех направлений, были забиты войсками. Танки, бронетранспортеры, боевые машины пехоты, десантные танкетки, противотанковые джипы, подвижные радиолокационные станции, мобильные пункты связи, грузовики с патронами все это грохотало и двигалось на столицу. Никто уже не мог разобраться в том, кто их вызвал, кто дал приказ, кто уточнял маршруты. Части перемешивались между собой, становясь огромным, неуправляемым броневым стадом. Окружная дорога мгновенно оказалась забитой, а войска все напирали и напирали
При этом продолжали по расписанию ходить пригородные электрички, отходили и подходили поезда дальнего следования, летали самолеты «Аэрофлота». В аэропорту Шереметьево в зале депутатов Верховного Совета ждал вылета на Ленинград мэр города на Неве профессор Собчак один из ближайших сотрудников Ельцина. Его немногочисленная охрана нервничала, ожидая «гостей» с Лубянки. Но вместо ожидаемых гостей к Собчаку пробился корреспондент радио «Свобода» Максим Соколов. Собчак блестящий оратор и правовед всегда с готовностью давал интервью западным радиостанциям. Не отказался он этого сделать и на этот раз.
Еще никогда радио «Свобода», чье «грязное, бандитское гнездо» находилось в Мюнхене, не имело столько слушателей в СССР. Во всех домах необъятной страны радиоприемники были настроены на волну «Свободы». Она вещала в Белом Доме России, развернув свой корпункт на 11-м этаже, ее слушал Крючков в своем кабинете, и президент Горбачев на своей даче в Форосе.
«Это антиконституционный переворот, звучным голосом университетского профессора разъяснил Собчак, режим Чрезвычайного положения в нашей стране может быть объявлен только Верховным Советом при наличии объективных данных. Как то»
Аудиторией профессора Собчака был весь мир На вопрос, что ему известно о судьбе Горбачева, Собчак, без тени колебаний, отвечает: «Разговоры о болезни Горбачева ложь. Президента пытались заставить отказаться от своего поста. После его отказа была использована версия о его болезни». Корреспондент не стал интересоваться у мэра Ленинграда источниками его информации. Собчак никогда не кидает слов на ветер и не пользуется слухами. Если он говорит, то значит, так оно и есть
Голодные солдаты начинают бродить по московским улицам в поисках пищи. Некоторые суются в магазины, которые, как правило, закрыты. Открытые зияют уже привычными пустыми прилавками. Танки, БТРы и БМП окружены толпами людей. На танках гирляндами висят дети. Девушки обнимают солдат и офицеров. Сердобольные бабушки и домохозяйки суют в танки батоны и всякую снедь. В жерлах орудий букеты цветов. Некоторые матери находят среди экипажей танков своих призванных в армию сыновей. Слезы, объятия. Прижавшись к своим мамам, плачут несчастные мальчики, почти дети, оторванные от них той же силой, которая сейчас их бросила убивать собственных матерей. Офицеры отводят глаза. Почти весь офицерский
корпус армии славянский: русские и украинцы. То, что получалось в Средней Азии, в Закавказье и даже в Прибалтике, начинает буксовать в Москве. Ведь все русские! Что же творится? На танках поднимаются русские трехцветные флаги, танки медленно ползут по улицам столицы, древней столицы России.
Начинает твориться что-то невообразимое. Люди кричат, обнимаются, целуются, бегут вслед за танками, направляющимися к Белому Дому. Многие плачут, не стыдясь слез. И хотя танков всего десять, хотя остальные еще мрачно и безучастно стоят вдоль улиц, но уже что-то произошло. Лица! Изменяются лица людей, превращенные семидесятилетней тиранией в нечто тупое и безликое. Какие прекрасные русские лица. Такие можно встретить, наверное, только во время катаклизмов и только в Москве. Уже никто не слышит и не слушает, что вещают громкоговорители, но они продолжают работать: