На полях страны гибнет урожай. Никто не работает и не желает их заставить работать. Сорван призыв в армию. Вспыхивают странные пожары на боевых кораблях. Сгорел дотла ракетный крейсер «Севастополь», с трудом удалось погасить пожар на авианосце «Киев», Эсминец «Безбоязненный», идя с визитом дружбы в Антверпен, врезался в причал. Оказалось, что на вахте все пьяны, включая командира. Под шумок один из членов экипажа секретник сбежал с корабля, прихватив всю имеющуюся на борту валюту
Ельцин и Силаев прибыли в Алма-Ату. Просочилась информация, что туда съедутся все президенты республик, кроме Горбачева, и будут подписывать какой-то свой «договор» вообще без какой-либо власти центра. На прямой вопрос журналистов министр иностранных дел России Козырев, улыбнувшись, ответил: «Можете считать, что здесь очень шумно, и я не слышу, о чем вы спрашиваете».
На грани забастовки «Аэрофлот» и железнодорожники, угроза транспортного паралича. Грозят забастовкой металлургические заводы, снова детонируя угольные шахты
Обо всем этом Крючков постоянно докладывает президенту в Форос. «Что вы предлагаете?» неизменно спрашивает президент. «В стране необходимо ввести чрезвычайное положение», неизменно отвечает шеф КГБ. Президент, в принципе, не возражает. Он вернется из отпуска и можно поставить вопрос на Верховном Совете. Но зачем вводить по всей стране? Можно ограничиться рядом районов и некоторыми отраслями промышленности. Крючков начинает выходить из себя. Президент либо не понимает обстановки, либо делает вид, что не понимает. Разве речь идет о промышленности? Необходимо вернуть полную власть партии, вернуть шестую статью Конституции, отменить закон о печати. «Хорошо, разберемся», добродушно отвечает президент всякий раз и вешает трубку.
Через несколько часов Крючков снова вызывает Форос. Обкомы и горкомы бездействуют. 18 миллионов коммунистов ждут каких-то указаний, но ЦК не может принять решений без своего Генерального секретаря. «Безобразие, соглашается президент. Товарищи просто самоустранились от политической жизни. Это, знаете ли, чревато. От народа отрываться нельзя. Это еще Ильич предупреждал. Где Ивашко? В больнице? Нашел время».
Президент обещает, вернувшись из отпуска, радикально изменить настроения в партии. Возьмите, например, Купцова. Какой энергичный товарищ. Стоило только сменить Полозкова и видите! Прав был Ильич: главное подбор кадров. Вы не согласны? В голосе президента сквозит раздражение. Товарищ Крючков, если у вас по Садовому кольцу бродят танки с американскими ракетами, то зачем вам чрезвычайное положение? Вы председатель Комитета государственной безопасности. Вот и действуйте. Свяжитесь с Пуго, посоветуйтесь с военными. У вас достаточно власти и так. Если же вы не можете даже установить, по каким каналам Израиль засылает к нам оружие, то ведь можно поставить вопрос о вашем соответствии? Обеспечьте порядок в столице. Это ваша обязанность. Свяжитесь с Шениным и Дзасоховым. Дзасохова нет в Москве? А где он? В Донецке? Зачем он туда поехал? Не знаете? Как это вы не знаете, зачем член Политбюро выехал из Москвы? Это, знаете ли Указ Ельцина о департизации взбудоражил всю страну? Да, да. Мы говорили с Борисом Николаевичем. Конечно, Указ недостаточно продуман. Ну, вы же знаете Ельцина. Он всегда с плеча рубит, а потом уже думает. Что? Отменить Указ? Как же я могу отменить Указ? Я могу поправить, посоветовать, поставить вопрос на съезде. Да, ничего, все образуется. Подпишем новый союзный договор У президента легкий приступ радикулита. Он просит Крючкова не беспокоить его по мелочам. Он работает над большой статьей о будущем Советского Союза и должен сосредоточиться. Вернется из отпуска и во всем разберется.
Крючков вешает трубку. Его заместители
Грушко и Шебаршин скорбно покачивают головами. И это Горбачев? Тот самый молодой первый секретарь Ставропольского крайкома, которого им представлял сам Андропов, рекомендуя будущего президента в Политбюро как совершенно надежного и своего человека? Он что действительно возомнил себя Президентом? У многих уже готово сорваться с языка страшное слово: «Предатель!» Но старые чекисты знают цену словам и молчат, сжав зубы. За них говорит Нина Андреева, спешно собравшая съезд основанной ею партии большевиков-ленинцев.
Скромная преподавательница химии одного из ленинградских вузов, известная ранее только склоками и анонимками, не выходящими за пределы института, Нина Андреева с начала перестройки получила почти всемирную известность своей статьей, опубликованной, конечно, «Советской Россией», с громким заголовком «Не могу поступиться принципами». Анализ статьи мгновенно показал, что Андреева запрограммированная кукла, через которую, как через громкоговоритель, вещают пока желающие остаться анонимными мощные силы партийного и чекистского аппаратов. Любые робкие шаги Горбачева по пути демократизации страны вызывали буйную «пролетарскую ярость» Андреевой и предводимых ею большевиков-ленинцев, «Самый яростный оппонент Горбачева» констатировала западная пресса.
После Указа Ельцина о департизаций Андреева собрала чрезвычайный съезд своей партии в Минске заповеднике марксизма, как его стали называть, поскольку Москва и Ленинград (уже почти переименованный в Петербург) запретили съезд на своей территории. Игнорируя все законы о защите чести и достоинства президента, Нина Андреева в истерике ревела в микрофон: «Горбачев сорвал с себя маску. Это классовый враг! Эго предатель! Это агент ЦРУ!» Президент всесоюзной телекомпании Кравченко, уверявший, что он личный друг президента, а первая программа ЦТ это президентский канал, с удовольствием транслировал речь Нины Андреевой на всю страну через программу «Время». Плюрализм мнений