После революции все это забылось, Ягода пленил Иду, племянницу главы государства, и это очень помогло его карьере он стал вхож в кремлевские круги».
Рассказ Бажанова о двукратной краже Ягодой граверных инструментов не внушает доверия. Вряд ли после такого Яков Михайлович сохранил бы доверие к свояку и стал бы продвигать его в кремлевские коридоры власти
Пудалов сообщает, что, по рассказам старожилов, дальних родственников и свойственников Генриха Григорьевича, «семья Ягоды была беднейшей из бедных, что старики объясняли не только социальным и национальным моментом, но и непрактичностью отца Генрих очень импульсивный, вспыльчивый, мстительный, замкнутый («вырос затравленным волчонком»); будто бы внешне был очень красив в молодости (до старости не дожил расстреляли в 47 лет. Б. С.)».
Сам Ягода в марте 1938 года на процессе «по делу правотроцкистского антисоветского блока», глядя в глаза неизбежной смерти, так изложил свою биографию: «Я с 14 лет работал в подпольной типографии наборщиком Нас было три брата. Один убит в Сормове во время восстания, другой расстрелян за восстание в полку во время войны. Я могу только позавидовать их смерти. 15-ти лет я был в боевой дружине во время Сормовского восстания. 1617-ти лет я вступил в партию, об этом знает нижегородская организация. В 1911 году я был арестован и послан в ссылку. В 19131914 году вернулся в Петроград, работал на Путиловском заводе, в больничной кассе, вместе с Крестинским. Потом фронт, где я был ранен. Революция 1917 года застает меня в Петрограде, где я принимал активное участие, являюсь членом военной организации, формирую отряды Красной гвардии. 1918 год Южный и Восточный фронт. 1919 год ЧК»
Генрих окончил 6 классов Симбирской гимназии, а затем экстерном последний, 8-й класс в Нижнем Новгороде. Очевидно, средства отца позволяли ему пользоваться услугами домашних преподавателей и до поры до времени не работать. По окончании гимназии Ягода-младший стал учеником аптекаря. По данным Нижегородского охранного отделения, 16-летний Генрих в 1907 году примкнул к местной группе анархо-коммунистов. Он занялся добыванием взрывчатки (помогли познания в химии) и подготовкой налета на городской банк, впрочем так и не состоявшегося. Как утверждает Пудалов, Ягода был одним из ближайших соратников лидера анархо-коммунистов И. А. Чемборисова, по совместительству полицейского провокатора. Однако нет никаких данных о связях будущего шефа НКВД с охранным отделением. Только в одном документе Московского охранного отделения, датированном 28 апреля 1912 года, говорилось, что Ягода, встречавшийся с московскими анархо-коммунистами, «в 1908 году был заподозрен в сношениях с охранным отделением». Но никакого подтверждения этому в нижегородских архивах не найдено. Да и зачем местной охранке начинающий анархист, если сам глава нижегородских анархо-коммунистов Иван Алексеевич Чемборисов давно уже был у нее на содержании? Потому-то дальше разговоров дело у группы, в которую входил Ягода, не пошло.
Можно допустить его участие в Сормовском восстании. Человек, в 1907 году готовивший экспроприации, годом раньше вполне мог оказаться в рядах боевой дружины.
Не исключено также, учитывая знакомство с Я. М. Свердловым (об этом речь впереди), что Генрих Ягода с самого начала своей революционной деятельности примыкал не только к анархо-коммунистам, но и к большевикам. В охранном отделении ведь этого вполне могли не знать. Во всяком случае, в РКП(б) партстаж Ягоде исчисляли с 1907 года.
Если не за каждым шагом, то по крайней мере за поездками Генриха Григорьевича следили зорко. 15 августа 1909 года он выехал из Нижнего с паспортом на имя Григория Петровича Кнышевского (евреям запрещалось проживание в столицах, и приходилось пользоваться подложными документами), и об этом заблаговременно поступило сообщение в Московское охранное отделение. В письме указывались приметы Ягоды: «Одет: белая рубашка с длинным белым галстуком, поверх сероватый пиджак, черные брюки, серая большая заклепка (очевидно, на галстуке. Б. С.), худощавый, среднего роста, сутуловат, лет двадцать, волосы длинные». Замечу, что одет наш герой довольно элегантно. Поэтому вряд ли основательны слухи, будто отец его был голь перекатная, «беднейший из бедных».
В тот раз переговоры Ягоды с московскими коллегами о получении порции «динамитного студня» для будущих экспроприаций закончились ничем. В конце концов полиции надоели частые отлучки Генриха Григорьевича в Белокаменную.
12 мая 1912 года Ягода был арестован в Москве с паспортом на имя Николая Галушкина по некоторым сведениям, он сговаривался с московскими анархистами об организации налета на Николаевский банк в Нижнем. Благодаря Чемборисову и другим агентам об этом тут же стало известно жандармам. Однако «данных для возбуждения формального дознания», то есть достаточно весомых для суда улик, они добыть не сумели. В результате 14 июля 1912 года Ягода был в административном порядке сослан на два года в Симбирск «за преступные сношения с лицами, принадлежащими к революционным организациям». Уже 21 февраля 1913 года в связи с амнистией, объявленной по случаю 300-летия дома Романовых, срок ссылки сократили вдвое, и 16 июля того же года Генрих Григорьевич был освобожден» Вернувшись в Нижний, он к анархо-ком-мунистам больше не обращался, зато сблизился (или возобновил контакты?) с большевиками. В ноябре будущий шеф НКВД перебрался в Петербург, где поступил работать статистиком сначала в статистическую артель Союза городов, а потом в больничную кассу Путиловского завода. Позднее он указывал в анкетах, что знает статистику и немецкий язык. Такое страховое учреждение, как больничная касса, считалось хорошим прикрытием для ведения среди рабочих марксистской пропаганды. В 1914 году в Петербурге Ягода женился на Иде Авербах, с которой познакомился еще в Нижнем.