XXIII. «Что ты, о Марций, испытал несправедливость со стороны плебса, будучи изгнан из отечества по гнусному обвинению, все мы знаем. И мы полагаем, что в твоем поведении нет ничего удивительного, если ты сердишься и возмущаешься по поводу своей судьбы. Ведь для человеческой природы, несомненно, общим является такой закон пострадавшему быть враждебным по отношению к сотворившему зло. 2. Но то, что ты не по здравому размышлению определяешь, кому тебе следует мстить и кого наказывать, и не соблюдаешь меры во взыскании этого наказания, но ставишь вместе невиновную сторону с виновной и друзей с врагами, потрясаешь неприкосновенные законы природы, приводишь в беспорядок установления, относящиеся к богам, и даже не помнишь уже самого себя, от кого и каким ты родился, вот этому мы удивляемся. 3. И пришли мы, отправленные государством послы, выделяющиеся возрастом среди патрициев и наиболее расположенные к тебе, чтобы принести оправдание, смешанное с мольбой, и чтобы сообщить, на каких условиях мы предлагаем тебе прекратить вражду с народом. А кроме того посоветовать то, что мы считаем для тебя самым лучшим и выгодным.
XXIV. Давай сначала поговорим о справедливости. Подстрекаемый трибунами плебс объединился против тебя, и те, кому ты был страшен, явились, чтобы казнить тебя без суда. Этому делу помешали именно мы, члены сената, и не допустили тогда испытать тебе что-нибудь противное справедливости. Позже те, кому мы воспрепятствовали погубить тебя, вызвали тебя на суд, выдвинув обвинение, что в сенате ты произнес против них возмутительные речи. 2. Мы и этому, как ты знаешь, оказали противодействие и не позволили, чтобы ты подвергся наказанию за свои мысли или слова. Потерпев и здесь неудачу, они в конце концов явились к нам, обвиняя тебя в стремлении к тирании. Это обвинение ты взялся опровергнуть сам, поскольку был очень далек от таких намерений, и предоставил плебеям проголосовать относительно себя. 3. Сенат же тогда также присутствовал и много раз просил за тебя. Итак, виновниками какого из несчастий, случившихся с тобой, стали мы, патриции, и почему ты воюешь с нами, проявившими в тогдашнем споре такую благосклонность к тебе? Но, право, даже не весь плебс обнаружил желание изгнать тебя: во всяком случае, осужден ты был перевесом лишь в два голоса, так что не можешь, по справедливости, быть врагом и тем, кто тебя оправдал как ни в чем не виновного. 4. Однако я допускаю, если тебе угодно, что именно вследствие решения, принятого всеми плебеями, и мнения, высказанного всем сенатом, тебя постигло это несчастье и что справедлива твоя ненависть ко всем нам. Но женщины, о Марций, что тебе сделали плохого, из-за чего ты воюешь с ними? Какой голос они внесли за изгнание или какие неугодные речи против тебя молвили? 5. А наши дети какую обиду причинив тебе или замыслив, они подвергаются опасности пленения и всего прочего, что, естественно, им придется испытать, если город будет взят? Несправедливо судишь, о Марций! И если ты думаешь, что следует таким образом ненавидеть тех, кто виновен и является твоим
врагом, чтобы не щадить даже невинных и друзей, тогда ты рассуждаешь неподобающе благородному человеку. 6. Но даже опуская все это, что ты мог бы ответить, ради Юпитера, если кто-нибудь спросил бы тебя, какую обиду претерпев от них, ты разрушаешь гробницы предков и лишаешь их почестей, которые они получают от людей? А в гневе на какую несправедливость ты грабишь, сжигаешь, разрушаешь алтари, святилища и храмы богов и не позволяешь им получать установленный обычаем культ? Что ты можешь сказать на это? Я, например, не вижу никакого ответа. 7. Пусть будет высказано тебе это понимание справедливости, о Марций, и касательно нас самих, членов сената, и касательно остальных граждан, которых ты стараешься погубить, никакого зла от них не испытав, и в отношении могил, святынь и самого города, породившего и вскормившего тебя.
XXV. Ну, а если в самом деле все же следовало, чтобы все люди, и даже те, кто не причинял тебе никакого вреда, вместе с женами и детьми были тобой наказаны, и чтобы все боги, герои и младшие божества, город и сельская округа вкусили от безумия плебейских трибунов, и чтобы вообще никакая избранная часть не была освобождена тобой от возмездия, разве ты не получил уже достаточное удовлетворение, совершив убийство стольких людей, столько земель опустошив огнем и мечом, столько городов разрушив до основания и добившись того, что во многих местах перестали справлять праздники и приносить жертвы, а культы богов и божеств лишились установленных обычаем почестей? 2. Я, право, не считал бы достойным, чтобы человек, у которого есть хоть какие-нибудь помыслы о доблести, уничтожал друзей вместе с врагами и был суров и неумолим в гневе на согрешивших в чем-нибудь против него, в особенности после того, как уже очень строго наказал их. 3. Итак, это то, что мы могли привести в свое оправдание и в чем могли просить прощения у тебя за плебеев, а то, что мы, наиболее уважаемые граждане, можем из расположения посоветовать тебе в случае продолжения распри и обещать в случае примирения с родиной, таково: пока твое могущество наиболее велико и божество все еще оказывает содействие стать сдержанным и самому распоряжаться судьбой, поразмыслив, что все обстоятельства подвержены переменам и никакое явление обычно не остается постоянно в одном и том же положении; что все выдающееся вызывает раздражение со стороны богов, как только достигнет вершины славы, и опять обращается в ничто. И в особенности это испытывают натуры упрямые и самонадеянные, выходящие за границы человеческой природы. 4. Но теперь у тебя имеется наилучшая из всех возможность прекратить войну: ведь и весь сенат захотел принять постановление о твоем возвращении, и народ готов утвердить этот закон и отменить пожизненное изгнание. Итак, что еще препятствует тебе снова увидеть самые милые и дорогие лица ближайших родственников и снова обрести желанную отчизну, а также начальствовать, как и подобало тебе, над начальниками и руководить руководителями, а детям и потомкам оставить после себя величайшую славу? Конечно, мы ручаемся, что все эти обещания немедленно осуществятся. 5. Ведь в настоящее время неудобно, чтобы сенат или народ приняли в отношении тебя какое-нибудь снисходительное или мягкое решение, пока ты стоишь рядом лагерем против нас и ведешь враждебные действия. Но если откажешься от оружия, то вскоре придет к тебе доставленное нами постановление о твоем возвращении.