достойно прославить, и в случае успеха еще и в этой войне, ваши потомки будут наслаждаться плодами множества ваших собственных славных деяний? И дабы и лучшим из вас, поступающим благородно, не остаться без награды, и убоявшимся опасностей более, чем должно, не остаться безнаказанными, послушайте меня, прежде чем начнется битва, какой каждому выпадет жребий. 4. Всякому, кто проявит себя в бою доблестно или благородно и засвидетельствует тем самым, что ему присущи эти качества, я тотчас дам наряду с прочими почестями, которые можно получить каждому в соответствии с отеческими обычаями, еще и надел из общественной земли, достаточный для того, чтобы иметь все необходимое. Но если кому-либо трусливый и безрассудный образ мыслей внушит стремление к постыдному бегству, тому я определю смерть, которой он здесь старается избежать. Ибо такому гражданину было бы лучше умереть, причем, как для него самого, так и для других. И избежавшие смерти таким образом не удостоятся ни погребения, ни других установленных законами обрядов, но жалкие и не оплаканные будут растерзаны птицами и зверьем. 5. Итак, зная об этом заранее, ступайте же все бодро на битву, влекомые на прекрасные дела надеждами, что одним этим смелым поступком в случае лучшего и такого, как все мы желаем, исхода, вы приобретете величайшие из всех благ: освободите самих себя от страха тирании; отблагодарите город, в котором родились, и который требует от вас заслуженной признательности; не допустите детям, которые еще у вас младенцы, и женам принять смерть от врагов; позвольте престарелым отцам то немногое время, которое им отпущено, наслаждаться жизнью. 6. Счастливы те из вас, кому выпадет справить триумф за эту войну, после того как вас гостеприимно встретят дети, жены и родители. Но славны и счастливы своей доблестью те, кто пожертвует свои жизни за отчизну. Ибо умереть придется всем людям; и трусливым, и мужественным, но достойную и славную смерть встретят только мужественные».
X. Еще он не закончил свою речь, побуждая присутствующих к благородному мужеству, как что-то божественное нисходит на войско, и все воины, будто они имели одну душу, вместе воскликнули: «Будь спокоен и веди нас». И Постумий похвалил их воодушевление и дал обет богам принести многочисленные и обильные жертвы и учредить пышные общественные игры, которые ежегодно устраивались бы римским народом, в случае если битва увенчается счастливым и славным концом. После этого он распустил воинов по отрядам. 2. А когда они получили от командиров условный знак и трубы дали сигнал к битве, они, издавая воинственный клич, сошлись с неприятелем. Впереди с каждой стороны шли легковооруженные воины и конница, затем тяжеловооруженные фаланги пехоты в сходных сомкнутых рядах. И началась тяжелая битва, в которой все в беспорядке смешалось и каждый сражался врукопашную. 3. Однако обе стороны пребывали в большом заблуждении относительно друг друга, так как никто из них не ожидал, что придется сражаться, но полагали, что при первом же натиске враг обратится в бегство. Латины, надеясь на величину своей конницы, считали, что римские всадники не выдержат ее удара, римляне же думали устрашить врагов, решительно и дерзко бросившись навстречу опасностям. Думая так вначале друг о друге, они увидели, что происходит противоположное. Считая более не страх противника, но только собственную смелость основанием для спасения и победы, каждая сторона проявила себя доблестно сражающейся, и даже свыше своих сил. И битва эта была отмечена разнообразными и быстро меняющимися обстоятельствами.
XI. Итак, вначале римляне, выстроенные в центре боевой линии, где находился диктатор с отборной конницей, причем сам он сражался в первых рядах, сдерживая находящегося перед ним неприятеля, после того как Тит, один из двух сыновей Тарквиния, был ранен копьем в правое плечо и больше не мог действовать этой рукой. 2. Ибо Лициний и Геллий , не исследовав в действительности ни правдоподобия, ни возможности описываемых событий, представляют раненым и сражающимся на коне самого царя мужа, приближающегося к девяностолетнему возрасту. А когда Тит упал, те, кто был подле него, продержавшись немного времени и подобрав его, еще живого, не проявили более доблести, но постепенно отступили перед наседавшими римлянами. Вслед за этим они снова остановились и двинулись вперед на противника, так как Секст, другой сын Тарквиния, пришел к ним на помощь вместе с римскими изгнанниками и отборной конницей. 3. Таким образом, они, придя в себя, снова вступили в бой. Тит же Эбуций и Мамилий Октавий, командующие отрядами пехоты на флангах , сражались
лучше всех и обращали противника в бегство, где бы он их ни атаковывал, приводя в порядок тех из своих, кто находился в замешательстве. Затем, приняв друг от друга вызов, противники сошлись в поединке и в этой стычке нанесли друг другу сильные раны, однако, не смертельные. Начальник конницы вонзил, пробив панцирь, копье в грудь Мамилию, Мамилий же пронзил последнему правое предплечье, и они оба упали с коней.