Предложений не последовало. В конце концов, было решено попробовать хотя бы разобраться в происходящем, а там, возможно, и выход наметится. Не теряя времени зря, мы принялись за расчёты. К вечеру, не добившись толку и окончательно запутавшись, мы разошлись по домам, отложив проблему до завтра.
Ночью мне позвонил профессор и спросил, не замечал ли я чего странного. Я рассказал про плакат.
А я вот только что видел гусара на лошади, ответил Девятов. Но это так, к слову. Я звоню не поэтому. Я сейчас провёл некоторые расчёты Похоже, нам удалось создать первую замкнутую во времени систему. Последствия представить пока сложно
Энтропия? прервал его я.
Если называть так меру неопределённости нашей системы, то вполне возможно Возможно, что она будет увеличиваться Вопрос только в том, насколько приложимы здесь результаты термодинамики. Хотя, кажется, процесс уже начался. Особенно, принимая во внимание плакат и гусара Кстати, вы не замеряли в последнее время продолжительность суток?
Нет.
А я замерил. Сейчас это три минуты двенадцать секунд.
К утру сутки сократились настолько, что смена дня и ночи уже не воспринималась органами чувств город заволокла какая-то серая полумгла, и хотя воздух был сух, казалось, что вокруг туман. Дом напротив пропал, вместо него паслась на зелёной лужайке задумчивая корова.
В городе царил хаос. Автомобили и конные экипажи, бородатые крестьяне в лаптях и пионеры, деревянные лачуги и бетонные коробки высоток всё смешалось на улицах. Периодически одни куски пейзажа исчезали и появлялись новые, на месте ровной дороги вырастали холмы, с разных сторон слышался то русский язык, а то и старославянский.
Здание университета, когда я приблизился к нему, выглядело гораздо моложе, чем несколькими днями ранее. Мои опасения подтвердились внутри: лаборатория и нескольких примыкающих помещений превратились в одну большую лекционную залу, в которой пожилой профессор в костюме старинного покроя вещал что-то собравшимся студентам. Темпоральной установки не было и в помине.
Покинув университет, я попытался позвонить Девятову, но не смог не работали телефоны, поэтому отправился к нему домой. Пока я шёл, смешение времён вокруг увеличивалось теперь со всех сторон звучали слова и совсем незнакомого древнего языка.
На одной из улиц мне навстречу бросился мужик в звериной шкуре и с палкой в руке. Намерения его явно были не дружественные, и спасся я только благодаря удачно подвернувшемуся извозчику, умчавшему меня в неизвестном направлении.
Высадив меня, когда опасность миновала, извозчик потребовал плату. При виде современных денег он разозлился и попытался стегнуть меня хлыстом. Я увернулся, и он, матерно выругавшись, укатил.
Оглядевшись, я понял, что оказался неподалёку от собственного дома, однако теперь это был уже совсем другой район. Вместо большинства зданий возвышались незнакомые мне деревья с толстым стволом и раскидистой кроной, формой листьев напоминающие берёзы, а массивностью ствола дубы. Мой дом заменил котлован, в котором неторопливые строители забивали сваи.
Энтропия продолжала увеличиваться в ускоряющемся темпе над моей головой, пронзительно крича, пролетел археоптерикс
А потом я исчез.
06.10.2008Тени
миниатюры
Старый дом
Стрелка часов с трудом прокладывает путь сквозь вязкое от воспоминаний время. Проходит час, и из-за дверки неспешно вылезает кукушка, зевая и потягиваясь, кукует раза три, чтобы просто обозначить своё присутствие, и скрывается вновь.
Массивные шкафы и буфет так давно стоят на одном месте, что их ножки приросли к доскам пола, и сдвинуть их уже вряд ли кому-то удастся.
Все звуки в этом старом доме ленивы, будь то скрип половицы или шум ночного дождя, стучащего по крыше. И даже шуршащая в подполе мышка никуда не торопится, вдумчиво уничтожая прошлогодние запасы.
Происхождение видов в электронную эпоху
Первоначально на них, маленьких и неприметных, не обратили внимания. К середине века они были уже повсюду. Никто не знал, как они это делают, но стоило только скользнуть по одному из них взглядом, и ваш разум оказывался под их полным контролем.
Лишь редкому счастливцу удавалось избежать подчинения. Фактически миром правили они.
И никто не знал, откуда они пошли. Но первым был он. Рассказ, который вы сейчас читаете.
Ночь
Ночь. Тёплый сумрак лениво переваливается через подоконник и затопляет комнату. Пушистым одеялом он обволакивает предметы, сглаживая острые углы.
Фонари за окном горят тусклым ровным светом, и свет этот, просачиваясь сквозь густую темноту, оставляет на полу и дальней стене бледный след, рисующий второе, вытянутое вдоль комнаты окно на линолеуме и обоях.
Полуночным тигром на мягких лапах крадётся в глубине коридора кошка.
Над спящим миром царит тишина, лишь изредка нарушаемая проносящейся по дороге машиной, стремительно и шумно разрезающей волны ночи.
Но, пролетев, машина исчезает во мраке, и воды смыкаются, плавным колыханием восстанавливая нарушенный покой. Капли времени продолжают падать, неслышно растворяясь в ночи
Скорость
Шорох асфальта, гром мотора, ярость музыки. Колёса стремительно наматывают на себя полотно дороги. Сполохи света разноцветные огни большого города мелькают вокруг в необузданной шаманской пляске.
Мотор набирает обороты, стараясь поспеть за бешеным ритмом гитарного соло. Оно взвивается в крещендо и опадает, летит в неведомые дали, разрезая упругий воздух крыльями пентатоники. В погоне за гитарой нога сама нажимает на педаль газа, и скорость возрастает.
Под натиском скорости очертания домов по обеим сторонам дороги сливаются в единый массив, а свет фонарей превращается в бесконечную оранжево-белую ленту. Остаются позади светофоры, удивлённо взирающие красным оком в темноту, последние стражники безмолвных перекрёстков. Да и сам город вскоре исчезает в зеркале заднего вида. А скорость продолжает нарастать.
Ночь, схватившая в цепкие лапы дорогу, обволакивает её густой чёрно-синей пеленой, притупляет восприятие. Но гитарные риффы сменяют один другой, не давая ни секунды передышки. Автомобиль дрожит в погоне за ускользающим временем, и кажется, что колёса вот-вот оторвутся от земли.
Далеко впереди возникают две жёлтые точки через несколько мгновений встречная машина с резким свистом проносится мимо, и вновь нет ничего впереди кроме тёмного горизонта.
Один такт, второй, третий, четвёртый Визг тормозов, визг гитары, резкий поворот и снова газ, снова скорость, снова неудержимое соло
Морозный день
День морозно блестел солнечными лучами, прорезающими чистый прозрачный воздух и отражающимися от оконных стёкол и от снега, расцвечивая его белизну всеми цветами радуги. Небо, как это и положено в морозные дни, было свободно от облаков, и солнце издевательски дразнило мир своей яркой холодностью. Скованные морозом деревья утяжелёнными снегом ветками нависали над безлюдными тротуарами люди предпочитали сидеть в тёплых квартирах, не показывая носа на улицу. Солнце медленным бегом по небосводу неспешно отмеряло тягучие минуты, пока, наконец, не свалилось за дом на противоположной стороне улицы, позволив ночи окутать город своим сумеречным покровом.
Вечное движение
Облака тяжело нависают над городом, предвещая снег. Пушистые медвежьи лапы облаков обнимают солнце, и закат расцвечивает их оранжевым, красным и фиолетовым.
Грандиозное небо затапливает улицы холодной торжественностью, и даже равномерный шум машин становится тише, перемещаясь на самую границу восприятия, словно бы поглощённый закатом.