Работу Гете дали на оборонном предприятии, где строили подводные лодки, предупредили о риске радиоактивного облучения. Документы она подписала без колебаний. Перевела наконец дух. Постепенно жизнь вошла в колею. Гета пошла на повышение, скопила денег, купила мебель…
Юсуф появился четыре года спустя. Нашел ее адрес через справочное бюро. Клялся в любви, говорил, что не может забыть ее… Гета слушать его не хотела, оборвала, но письмо от свекра прочитала. Магомед просил отпустить внучку на лето в Батуми. Подумав, Гета согласилась: она доверяла родителям бывшего мужа — да и хотела побыть наедине…
С Романом она познакомилась на дне рождения подруги. На необычного гостя она обратила внимание, едва вошла в комнату. На вид ему было лет тридцать. Загорелой кожей и орлиным профилем он напоминал героев приключенческих книг, которыми она зачитывалась в детдоме. И так же молчаливо и неподвижно, упираясь ладонями в бедра и широко расставив локти, он восседал за столом. Гету поразило то, как Роман управлял окружающими: едва заметным жестом мог навести в комнате тишину, а затем одним негромко произнесенным словом вызвать взрыв гомерического хохота. Сам при этом лишь усмехался, глядя перед собой. Гета вдруг со смущением заметила, что не спускает с него глаз. Когда все уже расходились, хозяйка с заговорщицким видом подвела загадочного гостя к Гете и представила их друг другу. Он вызвался проводить ее до дома.
О десяти годах, проведенных в тюрьме, Роман рассказал Гете не сразу, а мог бы и в первый день: это ничего не изменило бы. Сидел он за убийство насильника. Роман пришел в общежитие к невесте, услышал из-за двери крики, распахнул дверь — а дальше он уже ничего не видел и не слышал, нанося удары ножом куда-то в кровавый туман… После тюрьмы он прибился к цыганам, с одним из которых сидел, — колесил с ними по стране, курил анашу, пел песни; только что лошадей не воровал. Потом вернулся в Ленинград, остепенился, устроился на завод электриком.
Когда Нателла получала паспорт, она, хоть и оставила себе отцовскую фамилию, отчество выбрала — Романовна. Больше детей в семье не было: Гертруда все-таки облучилась…
5
Воспоминания о раннем детстве у Нателлы сохранились обрывочные. Одно из первых: длинная платформа, гудки поезда, окна вагона, черный проем двери; у матери беспокойное лицо, Нателла обхватила ее за шею — вдруг мать кричит и перестает ее держать; перед лицом Нателлы что-то сверкает, она падает на землю и плачет.
Второе воспоминание. Подвал. Холодно. Нателла сидит на коленях у бабушки. Рядом мама. Все молчат. Дедушка Магомед поднимается по лестнице, приоткрывает дверь, затем качает головой: вам нельзя. Сам выходит за едой. Бабушка с мамой полушепотом переговариваются. Нателла не знает, кто такой Сталин и откуда его вынесли, но теперь им с мамой на улице показываться нельзя. Надо подождать, пока все успокоится. Потом они уедут.
Третье воспоминание. Москва. Красные зубчатые стены — она много раз видела такие же на картинках. Мама говорит: «Это Кремль». Потом коридоры, большой кабинет. Мама была рядом, о чем-то просила, потом ушла куда-то с бумагами. На столе перед Нателлой стакан чая в красивом подстаканнике и печенье на блюдце. Она сидит на коленях у пожилого человека в зеленом френче и с седой щеточкой усов под носом. Он гладит ее по голове. Она жует печенье и смотрит в окно.
А вот почему она, сколько себя помнила, все время злилась на дядю Рому, она сказать не могла. Он был веселый и ничего плохого ей не делал, а она то и дело искала причину, чтобы с ним поругаться. Хотя до смертельных ссор не доходило. Она вообще ни с кем никогда не ссорилась. Мальчишки бегали за ней с детского сада, оттого и девчонки старались держаться к ней поближе.
Когда Нателла пошла в школу, в ее жизни опять появился отец. С тех пор она проводила каждое лето в доме, который когда-то был ее родным. Бабушка учила ее готовить сациви, чанахи и люля-кебаб, дедушка водил за руку в город — смотреть старинные дома, пальмы на газонах и, конечно, море… Отец за ужином глядел на нее с гордостью и все время повторял: «Подрастешь, красавица, — жениха тебе найдем самого лучшего». Посматривал он при этом в сторону соседского дома. Семь лет спустя оказалось, что слова эти были не пустые. Отец в очередной раз приехал забирать Нателлу на лето и по дороге на вокзал радостно объявил ей, что дома уже все приготовлено к свадьбе. Она улучила момент и сбежала. Больше отец не приезжал.
6
Ей было пятнадцать, когда подошла очередь на квартиру. Семья покинула «немецкий городок» и переехала в новый дом на берегу Невы. Чай на кухне поначалу пили часами, смотря при этом не друг на друга, а в окно. Нателла любила садиться справа от него, чтобы видеть мост, по которому сновали туда-сюда машины и не спеша передвигались фигурки пешеходов. Дядя Рома занимал место слева и смотрел туда, где в закатной дымке таяли подъемные краны и мачты катеров. Матери неизменно выпадало место посередине, так что ей оставалось созерцать мрачную громаду здания исполкома на противоположном берегу и огромные металлические буквы с подсветкой «Слава КПСС!». Мать ругалась. В районе из-за аварий часто гас свет, но надпись продолжала гореть и в кромешной тьме. Если бы не она, мать, наверное, ругала бы коммунистов меньше, а так начинала крамольные речи, едва усевшись за стол и посмотрев в окно. Чаще других звучало в этих речах слово «вранье». Однажды Нателла не выдержала:
— Ну и пусть врут, мама! Нам-то что?
Мать буквально остолбенела от такого предательства.
— Да ты же не для того живешь, чтобы жрать! Запомни: человек живет, чтобы постичь истину! А как он ее постигнет, если ему все время врут?!
— Да успокойся ты, Гета, — подал голос до этого молчавший дядя Рома. — Может, тебе и жить не захочется, когда ты ее постигнешь.
— Рома, не говори банальностей! — вспыхнула мать. — Знаем мы это: