Почему же я в детстве увлекся французским? Он ведь гораздо сложнее английского. Может, из-за звучания? Наверное, половина того ошеломляющего впечатления, которое производит на иностранцев французская культура, приходится на язык. Интересно, если бы в Париже говорили на къхонг или убыхском, ехали бы туда туристы со всего света? Почему-то кажется, что ажиотажа было бы поменьше.
В школе французский преподавала такая красавица, что я боялся на неё смотреть. Даже забыл, как она выглядела. Помню только ощущение тепла, восторга, желания и недоступности. Тогда она казалась взрослой, но на самом деле была молода и неопытна. Выпускница педвуза двадцати двух лет, девушка из интеллигентной семьи. Что она понимала в любви? Не больше, чем я в двенадцать. Я так хотел, чтобы она подошла, обдала волной какого-то своего необычного запаха, погладила по голове. И в исступлении учил все формы глаголов, все времена, только бы она похвалила. И я не был настолько глуп, чтобы не понимать, что мои чувства обречены. Двенадцать и двадцать два, такое бывает только в книгах или эротических фильмах. Хотя вот у Макрона прокатило.
Иногда я пытаюсь заговорить с ней через десятилетия. Признаюсь в любви девушке, которой больше никогда не увижу, на языке, которого толком не знаю.
4.Среда
В среду меня поднял гонг. Восемь часов, завтрак. Едва пошевелившись, понял, что сегодня нужно работать по минимуму. Завтра-послезавтра мышцы перестанут болеть, и я смогу бурить вовсю, но сегодня руки дрожат, как у алкоголика. Хотя чем я отличаюсь от алкоголика? Только тем, что не алкоголик. Я слышал, что длительная работа с вибрирующим инструментом сильно ухудшает мелкую моторику, но наблюдал это впервые. Брал стопку, а она тряслась в ладони. Так что выпил её с трудом, чуть не расплескав. Что поделать, обожаю запах спирта по утрам. Для меня это запах победы (шутка).
Решил сходить в столовую, хотя есть не хотелось. Однако в обществе у очень многих вещей и явлений масса дополнительных функций, помимо главных. Вот и совместная трапеза это и источник удовольствия, и часть культуры, и отличное средство невербальной коммуникации, да и вербальной тоже.
На завтрак давали яичницу редкое счастье. Кусочек-два сыра, кусок хлеба с маслом и сколько угодно какао. Однако я взял только стакан пустого чая. Когда девочка на раздаче не улыбнулась мне в ответ, я огляделся. Девочка была незнакомая, и я решил проверить, всем ли она накладывает с таким суровым лицом. Нет, парню за мной она показала ряд здоровых, хотя и неровных зубов. Что так? Я выбрал самый далёкий столик в углу у окна, поставил стакан, сел спиной к залу и закрыл глаза.
Хорошо, когда люди считают, что раз ты сидишь к ним спиной, то не слушаешь. А еще хорошо иметь чуткий слух. Сначала слышалось лишь чавканье. Но потом началось.
Я за добавкой, простуженный баритон даёт петуха.
Добавка без десяти, женский высокий голос.
Наложи, женский ниже с повелительными нотками, Это водолаз. Их везут на острова.
Ага, женский высокий это мисс кривозубая на раздаче. Женский повелительный главная смены. Водолаз на станции свой человек. Слушаем.
Спасибо, Маринка, благодарит простуженный.
На здоровье, отзывается начальница.
Что за грохот вчера был?
Слонок стены бурит, пищит кривозубая.
Затрахал, ворчит начальница, я выспаться не могла.
Эти дыры в стенах его? На хера? у водолаза прорезалась бравада.
Неужели клеит одну из них? Кто ему ответит?
Это полный пипец! согласилась кривозубая.
Ага, похоже, кривозубая и водолаз.
Без мата! цыкнул повелительный женский.
Ревнует? Я чуть обернулся. Ага, начальница Маринка в поварском халате, короткая стрижка, сутулый худой парнишка водолаз, ну и кривозубая.
Марин, а зачем он бурит? на этот раз потише.
Доски какие-то вешает. Ему директор «отсканируйте и выложите на сайт», а он «это честь стройотрядов». Как посмотрит директор на эти дыры, так у него лицо вытягивается, весь день кислый ходит. Совсем чувство такта потерял. Директор такой вежливый, стесняется запретить, но всем видом показывает не надо вешать доски, стены портить. Все видят, а он не видит. Какие там были красивые пустые стены, а сейчас чёрт знает что. И директор, как назло, уехал. Пожаловаться некому.
Ну, это ради чести, неуверенно отозвалась кривозубая.
Дура.
Да, и у стен на биостанции есть уши. Я невольно вспомнил эпизод из далекого прошлого, достойный пошлой молодежной комедии.
В 97-м я приехал на биостанцию в конце июня, перед экзаменами в институт, и обнаружил ряд неприятных изменений. Энергоснабжение, нарушенное в 95-м, стало еще хуже. Дизель-генератор и ветряк были маломощны и свет давали всего на несколько часов в день. Народ, чтобы не сидеть в холодных домиках при керосинках, после ужина вылезал на берег возле пляжа и грелся у костров.
Ни одного строяка, с работой плохо. Местные знакомые ходили злые и занимали деньги друг у друга. На биостанции были учёные, были преподаватели, были студенты, были местные рабочие и были мы приблудные. И была столовая, где работал разный народ, в основном из больших городов. И вот мне с трудом удалось устроиться разнорабочим за сущие гроши. Я таскал тяжести, чинил крыши, а также помогал на кухне: колол дрова, мыл кастрюли в ледяной воде.
Большинство поварих или поварёшек, как их любя называли, учились в вузе, которому принадлежала биостанция, но не все. Одной из них была Нинка, выпускница какого-то областного физкультурного института. Лыжница, физически развитая, чуть мужиковатая, чуть вульгарная. Она периодически бросала такие грязные словечки, каким я научился только годам к тридцати. Голубоглазая, высокая, крикливая блондинка, совсем не в моём тогдашнем вкусе. Мне было семнадцать, а ей двадцать четыре. Казалась она мне взрослой тёткой. По всем законам жанра мы не должны были заметить друг друга.
Однако она меня заметила, запомнила и невзлюбила. Да еще и наградила дурацкой кличкой, от которой не избавился до сих пор. Хуже всего, что она руководила одной из смен.
Слонку добавки не давать, он свою норму уже сожрал! командовала она, только завидев мою скромную персону в столовой.
И я не получал добавки.
Меньше Слонку кладите, дармоеду! приказывала она девочкам на раздаче.
И мне клали еды меньше всех.
Гоните Слонка в шею, ещё стащит чего! кричала она, пока я мирно болтал с кем-нибудь на крыльце столовой.
И я вжимал голову в плечи.
К счастью, в столовой были две смены, день через день, враждовавшие друг с другом. Поэтому другая смена в пику Нинке клала мне двойную порцию, и я отъедался.
Нинка была компанейской, поэтому взрослый контингент биостанции студенты старших курсов, аспиранты и молодые преподаватели её любил. А те, кто не любил, предпочитали не ссориться, потому что она была остра на язык, и никому не хотелось оказаться на моём месте. В итоге даже вне столовой мне приходилось терпеть её нападки. Всюду она меня дразнила, наезжала и критиковала мой внешний вид. И если замечала у кого-то симпатию ко мне, то бесцеремонно орала:
Вам что, Слонок нравится? Да он же обормот, каких поискать!
И повисала неловкая пауза
Я к этому, правда, быстро привык, понимая, что, как я проверял девушек, купаясь при них голым, так и девушки нередко подкалывают или задают мудреные вопросы заинтересовавшим их молодым людям. Очень похоже на то, как в чань-буддийских монастырях наставники испытывали послушников коанами и внимательно следили за их реакцией. Сейчас издают целые книги таких вопросов и ответов. Эти вот девичьи коаны я часто наблюдал на танцах и вечеринках.
Тем не менее её наезды не добавляли радости моему и так непростому существованию. Она меня раздражала. Со временем я догадался о причинах её антипатии. Зеркало оказывало очевидное сходство между нами. У нас были голубые глаза, светлые волосы, крупные прямые носы, квадратные лица, широко поставленные глаза. В нашей вражде было что-то родственное, как у брата и сестры.